Потом он перестал стучать. Ему удалось отпугнуть чудовище. Снаружи наступила тишина.

В тишине отчетливо прозвучали ровные удары.

— Богачев, — сказал Дорохов, откидываясь в кресле.

Мы переглянулись с Лансере. Не знаю, что почудилось ему, но вид у нас обоих был довольно дурацкий.

Прослушав внимательно сигналы Богачева, Дорохов застучал молотком в ответ. Переговоры по азбуке Морзе продолжались довольно долго. Чем больше выстукивал свои сообщения Богачев, тем озабоченнее становились лица Савостьянова и Дорохова.

Богачев еще продолжал стучать, и Савостьянов внимательно слушал его, а Дорохов, сунув молоток соседу, схватил трубку глубинного телефона.

То, что он стал выкрикивать в трубку, удивило меня.

— Забетонировать все подходы к камере № 4, откуда мы вышли. Наглухо.

Савостьянов замотал головой: Дорохов мешал ему слушать. Тот закрыл раструбом трубки и стал говорить тихо. По тому, как энергично двигались у него брови, я понял, что он отдает распоряжение за распоряжением.

— Все, — сказал он наконец, отдуваясь и кладя трубку на место.

— Следуйте за мной, — произнес вслух Савостьянов, выстукивая сигнал.

Он взялся за рычаг. Двигатели взвыли — видно, Савостьянов включил форсаж. Наш корабль сдвинулся, в иллюминаторе поползла полосатая порода; нос «дракона» стал задираться, и довольно скоро кабина приняла горизонтальное положение.

На нас командиры не обращали никакого внимания. Я спросил Лансере, что, по его мнению, означают эти действия. Он пожал плечами.

Савостьянов и Дорохов продолжали хлопотать у приборов управления.

— Метров двадцать — и делаем остановку, — громко сказал Савостьянов.

— Я займусь сварочным агрегатом, — откликнулся Дорохов.

Он отстегнул одну из дверок рядом с экраном и стал вытягивать что-то вроде пожарного шланга с брандспойтом.

Он передал брандспойт мне, и я, не дожидаясь указаний, стал подтягивать кишку к тамбуру. Между нами уже образовалось своего рода распределение обязанностей. Я выполнял функции второго номера при Дорохове, а Лансере помогал Савостьянову. Операции, которыми занимался Дорохов, были обычно связаны с выходом наружу. Я не ошибся и на этот раз.

— Проверьте очки в шлеме, — сказал Дорохов.

— Что случилось? — спросил я.

Тут только руководители операции сообразили, что мы ничего не знаем. До сих пор они имели дело с людьми, которым не надо ничего разъяснять.

— Богачев наткнулся на термальные воды, — сказал Савостьянов. — Ну, подземное озеро или море. Кипяток под давлением. Чуть было не ухнул в кастрюлю.

Я подумал, как мы могли бы «ухнуть» в гигантскую подземную кастрюлю и очутиться там на положении рака, которого готовят к обеду. Системы охлаждения вдруг показались ненадежными.

— Богачев пошел наверх, чтобы предупредить, — пояснил Дорохов. — Поэтому он и очутился тут. Мы считали, что идем вдогон, а на самом деле двигались навстречу... Прослойка породы, которая отделяла его от моря, очень ненадежна. Прорыв может совершиться в любую минуту. Представляете?

Я попробовал представить. Горячая вода под напором устремляется вверх — сначала по ходу, проложенному лодкой Богачева, когда он шел нам навстречу, а потом по великолепному тоннелю, который оставался позади «дракона». Но почему мы сами не воспользовались этим вертикальным стволом, чтобы быстро подняться наверх?

— Почему же мы уходили вбок? — спросил я.

— По стволу быстро не подняться, — сказал Дорохов. Пещеры задержат нас. Бетонированный ствол там прерывается. «Дракону» придется прыгать, чтобы попасть в отверстие. Или въедаться в породу, что отнимет еще больше времени. Нельзя держать верхний конец ствола открытым. Его нужно замуровать немедленно.

— Мы не знаем, сколько тут воды, — добавил Савостьянов. — Может быть, Богачеву встретился язык большого моря. Такого зверя выпустить на поверхность очень опасно. Недаром же зона считалась запретной.

«Значит, для спасения рудника и людей там, на поверхности, мы уходим в сторону, — соображал я. — Вода промчится мимо нас со скоростью курьерского поезда, упрется в бетонную преграду, которую сооружают сейчас помощники Дорохова, а затем устремится в боковой ход — за нами! Куда же ей еще деваться.

Мы должны соорудить свою преграду. Там, наверху, — моментально схватывающийся бетон, здесь — сварка: вырвавшегося на свободу зверя требуется быстро заковать в кандалы. Да, этот зверь поопаснее того чудовища, которое померещилось мне, когда Богачев встретился с нами».

Я не представлял, под каким напором находится вода в подземных морях, но знал, что горняки струей воды режут даже гранит.

— Откуда тут, — пробормотал я, — горячая вода? В Антарктиде...

— Лед — отличный тепловой изолятор, — пояснил Дорохов. — Под ледяными шапками земное тепло сохраняется лучше. А если источник тепла вулканического происхождения, тогда можно ждать чего угодно — перегретый пар, температуру воды выше ста градусов, давление как в настоящем котле...

— А здесь есть и вулканы?

— Тут зарегистрированы не были. В Антарктиде вулканы встречаются по окраинам материка.

— Но о море должны были знать.

— Не все еще изучено так досконально, — сказал Савостьянов, — я же вам говорил. Язык мог протянуться издалека, мог затаиться и ждать своего часа. Зона подлежала спокойному методическому изучению. Богачев полез туда дуриком.

— А может быть, и не дуриком, — сказал Лансере. — Он ведь геотермик.

— Не по правилам, — буркнул Дорохов. — Что сейчас об этом разговаривать!

Наступила пауза.

— Выходит, он выдержал испытание? — Я даже подпрыгнул. Простая мысль только сейчас пришла мне в голову.

— Неизвестно, — пожал плечами Савостьянов. — Он повернул, увидев перед собой опасность.

— И желая предупредить о ней, — вставил Лансере.

— Психологией займемся потом, — взмолился Дорохов.

— Эта психология спасает сейчас рудник, а может быть, спасла и нас, — заметил Лансере.

На лице Дорохова появилось выражение, которое можно было понять только так: если мы сами не будем действовать как надо, ничто нас не спасет.

А я подумал, как перевернулись представления о том, кто кого спасает, за время, что мы находимся под землей. Мы отправились вызволять из беды Богачева, а пока что он выручил нас.

Впрочем, выручил ли? Вода может ворваться в наш короткий боковой ход в любую минуту и, приперев к стенке, не спеша доводить пятерых обитателей подземходов до состояния в меру приготовленного заячьего рагу. Как это пишется в заметках по кулинарии, «в собственном соку». Тепловая изоляция «дракона» — великое дело, но...

— Стоп, — сказал Дорохов. Мне показалось, что мы метра два «не доехали» до намеченной точки. Неужели у Дорохова тоже есть нервы? Я кинулся к тамбуру и принялся откручивать затворные маховики.

Едва я вдвинулся в тамбур, как услышал за спиной дыхание Дорохова.

— Шлем, — сказал он.

Второпях я позабыл застегнуть шлем.

Разошлись сегменты выходной двери, и я первый вышел наружу.

Горизонтальный тоннель с полом, усыпанным щебенкой, напомнил мне обстановку нашего старта. Но там была крепкая порода, чуть ли не гранит, и вообще то были первые метры. А здесь тоннель обвалился в двух местах, в потолке зияли рваные вмятины, а внизу лежали крупные глыбы, вдавившиеся в щебенку. Из боковой стенки торчало что-то толстое и короткое. Я сообразил, что это Богачев в своей лодке уходит в сторону, выполняя, очевидно, заранее согласованный маневр.

Держа в руках ствол, я шагал по осыпающейся под ногами щебенке навстречу глыбам, которые, возможно, собирались свалиться мне на голову и лишь поджидали, когда я подойду.

Дорохов выдергивал из внутренностей «дракона» ребристый шланг.

Подойдя к глыбам, лежащим на щебенке, я остановился.

— Дальше! — махнул мне рукой Дорохов.