Я полез через препятствие, не выпуская брандспойта. Он представлял собой короткий ствол, широкий в середине и сужающийся к наружному концу. Тыльная часть, соединенная со шлангом, имела форму полушара. К средней части были приделаны две ручки наподобие чемоданных.

Я тащил ствол, а Дорохов тянул шланг прибора, устройства которого я еще не понимал.

Когда приблизился ко второй преграде, Дорохов скомандовал:

— Ложись!

Я залег, как лежат обычно солдаты на иллюстрациях в старинных книгах или трудах по военной истории, и даже попытался выставить из-за каменного вала свой брандспойт на манер пулемета. Оказалось, орудие следовало тоже убрать. Дорохов плюхнулся рядом со мной. Я на секунду оглянулся. Прожектор на корме дракона освещал поле действия, Ближе к нам зияло большое отверстие в стенке тоннеля. Богачев успел заползти в нору.

В следующее мгновение я почувствовал себя участником фильма, изображающего боевые действия в прошлом веке. Дорохов отстегнул от пояса что-то вроде консервных банок на коротких палках и швырнул их одну за другой в дальний конец тоннеля. Одна граната разорвалась почти в том месте, где наш горизонтальный ход отходил от вертикального ствола, другая легла поближе. Я хотел посмотреть, куда уходит третья, но Дорохов прижал мою голову к груде щебня, на которой мы лежали.

Я услышал три взрыва, затем грохот явно нового происхождения — огромная глыба упала рядом с моей головой. Щебенка брызнула фонтаном и забарабанила по ногам. Что-то падало еще, подземелье рушилось. Глыба, за которой я спрятался, раскачивалась, скрипя щебенкой. До моего сознания отчетливо дошло, что я не снимаюсь в историческом фильме, а мы на самом деле ведем бой. Отчаянная схватка с водой и землей — сразу!

Дорохов теребил меня за плечо. Я встал на колени, потом поднялся на ноги. Все, что хотело свалиться, свалилось. Одна глыба впереди, острая, похожая на кинжал, нависала с потолка, как знаменитый дамоклов меч. Возможно, она раздумывала.

Пыль затягивала картину, как туманом. Тоннель укоротился.

— Связь? — крикнул Дорохов, поворачиваясь к «дракону».

— Действует, — сообщил Лансере, появляясь во входном отверстии.

Действительно, кабель связи обладает феноменальными свойствами! А может быть, Дорохов как-то особенно ловко кидал свои гранаты.

Он взял брандспойт у меня из рук.

— Шланг, — произнес он.

Я подтащил несколько метров шланга и, держа его в руках, стал около Дорохова чуть позади.

Я почувствовал, что шланг в моих руках оживает, приобретает упругость и пытается вырваться.

— Крепче держи! — крикнул Дорохов. — Очки!

Я опустил темные очки.

Дорохов направил ствол вперед, нажал пластину на его корпусе. Тонкий яркий луч вырвался из ствола. Дорохов, как бы пробуя, повел им по куче породы перед нами. Всюду, куда падал луч, порода плавилась и стекала, как размягченное стекло.

Дорохов отрегулировал луч, сделал его потолще и поливал огнем завал в тоннеле. Он осаживал пламя в каждую щель и углубление. Порода оседала, сжималась, а Дорохов все палил из своего огнемета. Через полчаса тоннель оказался запаянным так плотно, что ни одна молекула воды не просочилась бы сквозь стенку.

— Здорово! — воскликнул я.

— Не очень здорово, — вздохнул Дорохов. — Надо бы, по крайней мере, три таких баррикады. Связь? — крикнул он, оборачиваясь к «дракону».

— Порядок, — ответил Лансере, дежуривший у входа.

Дорохов впаял кабель в породу так тонко, словно монтировал электронную аппаратуру.

Теперь я, кажется, понял, почему отказала связь с Богачевым. Он так петлял в глубинах, так запутал тонкий кабель, что сам и порвал его, уже нечаянно.

Мы потянули шланг обратно. Лансере помог мне втащить его в корабль.

Дорохов задержался у норы, в которой спрятался Богачев со своей лодкой. Подняв с пола кремнистый камень, он принялся выстукивать Богачеву отчет о проделанной работе и инструкции на дальнейшее. Временами он переставал стучать и выслушивал ответы Богачева. Потом вдруг бросил камень и пустился бегом, скользя по щебенке, к «дракону». Едва он вскочил в тамбур и сегменты входной двери сошлись, как снаружи раздался страшный грохот, а «дракон» как-то коротко запрыгал,

— Ну и отлично, — сказал Дорохов, сбрасывая шлем. — Прочнее будет. Только бы Богачев не потерялся!

— И только бы не сломало вашу стенку, — добавил Савостьянов.

Очевидно, произошел новый обвал в тоннеле.

Мы заняли места в кабине. Но Савостьянов не двигал корабль с места. Мы сидели довольно долго, и я начал уже беспокоиться, не потерялся ли снова Богачев, как толчок с левой стороны известил нас, что он тут. А мог бы и заблудиться. Пройти, как лодка в тумане, в пяти метрах от нас. Он лишился связи с поверхностью, значит, не видел нас на своем экране и не знал точного местоположения «дракона».

Оставалось непонятным, как он разыскал нас, когда шел из глубины навстречу.

Я задал этот вопрос Дорохову.

— Он не шел нам навстречу, — сообщил тот. — Он вообще не знал, что мы под землей и ищем его.

— Почему же он не пошел по своим следам?

— Ход засыпало. Это было последнее, что приборы доложили ему об остановке. Идти по наклонному ходу обратно не имело смысла. Он решил подниматься вертикально.

— Какая удача, что мы столкнулись. Две иголки в стоге сена.

По обыкновению, мое сравнение не встретило большого энтузиазма.

— Удача?! Мы взяли прицел на лодку Богачева в тот момент, когда находились прямо над ней, а она шла вертикально вниз. Богачев, развернув лодку, естественно, воспользовался старым ходом на этом участке пути и поручил автоматам продолжать линию дальше по вертикали. После этого не столкнуться мы уже не могли. Маркшейдерски точная сбойка стволов. Могли бы налететь друг на друга носами. Расчет и отличная конструкция «дракона».

Вот так под землей. Можно разойтись в пяти метрах и разыскать другого в километре, а наверное, и в десятках километров. Если, конечно, путешествовать в «драконе» и держать в порядке связь.

Во время разговора мы двигались вперед, а Богачев следовал за нами. Скорость «дракона» превышала максимальный ход лодки-одиночки раза в два. Но Богачев шел в кильватере, фактически по готовому тоннелю, отбрасывая уже размельченную породу, и на горизонтальном участке отстать не мог. Плохо, что, находясь вплотную друг возле друга, мы не могли поддерживать телефонную связь.

То Савостьянов, то Дорохов вдруг прекращали разговор и начинали прислушиваться. Тогда замолкали и остальные. В тишине слышался только слабый шелест размалываемой породы.

— А за счет чего мы идем? — шепнул я Лансере после одной такой паузы. — Ведь воздух с поверхности не поступает.

— Реактивные двигатели отбрасывают пыль, — сообщил Лансере. — Из перемалываемой породы.

— Бедняга Богачев!

— Это вы про пыль? — удивился Лансере. — Не все ли равно лодке — идти сплошь в земле или в облаке пыли. Сквозь пыль легче.

Мы болтали о чем угодно, лишь бы заполнить минуты ожидания.

— А что, если вода пойдет в обход той стенки, что мы соорудили в тоннеле? Ведь там все обрушилось и, возможно, для воды открылись новые проходы? — спросил я и прикусил язык. Касаться этой темы, вероятно, не следовало. До этого мы с Лансере нарочно уводили свой разговор подальше от того пунктика, вокруг которого все время вертелись наши мысли.

Но Савостьянов с Дороховым находили естественным вести разговор о главном предмете. Они мыслили как специалисты, ищущие решение задачи.

— Вполне возможный вариант, — кивнул Савостьянов, словно я был студент, давший хороший ответ. — Все зависит от давления, под которым находится вода.

— Оно ослабнет, пока она заполнит пещеры и доберется доверху, — высказал я предположение. Мои познания в этой области не выходили за пределы представлений о кровяном давлении внутри человеческого организма.

— Все зависит от того, сколько там воды. Бочка или океан, — откликнулся Дорохов.