— Заняла.
— Теперь чуть троньте нижнее колесико.
— И что будет?
— Возникнет легкая вибрация, и захваты пинцета войдут в глубь шва.
— И Дорохов взлетит на воздух, — сообщает Савостьянов. — Взрыватель на вибрацию не рассчитан.
— Действительно вибрирует, — подтверждает Дорохов. — Умная штука. Жаль, что не годится.
— Вы все-таки включили?! — ужасаюсь я.
— Не на мине, конечно, — гудит Дорохов. — Сначала попробовал так. На стенке тоннеля.
«В осторожности Дорохова — спасение, — мелькает мысль. — Я бы уже двадцать раз взлетел на воздух».
— У вас нет чего-нибудь менее опасного? — спрашивает Савостьянов.
— Конечно, найдется! — кричу я.
Дорохов схватил первые попавшиеся «щипцы», — они соблазнили его своими острыми концами. Я не помог ему даже выбрать подходящий инструмент!.. Зато теперь я чувствую себя во всеоружии. Уж, надо думать, вывинтить взрыватель, какой он там ни будь, не труднее, чем произвести трепанацию черепа.
— Ждите! — говорю я в телефон. — Спускаюсь. Есть план!
Я раскрываю сегментный затвор и становлюсь на первую ступеньку лестницы. Прожектор бросает свет в колодец; что-то темнеет внизу. Я вишу на каких-то ниточках, а спица, которую здесь называют ступенькой, прогибается под подошвой, превращаясь в стремя. Я делаю несколько шагов по ступенькам вниз, преодолевая желание закрыть глаза.
— Смелее, — подбадривает меня Дорохов. — Лестница выдержит пятерых.
Я приближаюсь к Дорохову, придерживая сумку. Если она оторвется, с нею улетит наш последний шанс на спасение.
Располагаюсь на ступеньку выше Дорохова. Наши головы оказываются почти на одном уровне.
— Ну, что там у вас? — басит Дорохов, с нетерпением мальчика заглядывая ко мне в сумку. Мы разговариваем по телефону, чтобы нас слышал и Савостьянов.
— А если мы просто сковырнем эту штуку и сбросим вниз? Пусть взрывается через полчаса где-нибудь там, в глубине! — соображаю вдруг я. — И шут с ним, со взрывателем.
— Просто, — вздыхает Дорохов. — Если бы это было так просто. Ее теперь не отлепишь никакой силой.
— Обколоть стенку тоннеля и сбросить вместе с глыбой, — настаиваю я. Мне все еще кажется, что я нашел гениальное решение.
— Риска в два раза больше, чем если вывинтить взрыватель, — просто говорит Дорохов. — Я уже прикидывал эту комбинацию, — добавляет он, чтобы убедить меня. — Так что же вы посоветуете?
Наконец-то я могу дать совет! Настоящий. Деловой. Почти профессиональный. В серьезной обстановке. Более того, в опасной. Может быть, от моей рекомендации сейчас зависит наша жизнь. Я ощущаю ответственность момента.
Стараюсь держаться как Дорохов, как Савостьянов.
— Вот набор из трех инструментов, — говорю я так спокойно, как только могу. — Первым делаем легкий надрез. Царапину. Второй выжигает канавку на месте царапины. Ну, а третий сыграет роль отвертки...
— Неужели все это применяется, когда нашего брата... — Дорохов с почтительным ужасом смотрит в сумку.
— Современная хирургия, даже походная, очень сложна, — говорю я. — Нам дают инструменты в избытке. Некоторые, может быть, никогда и не придется пустить в дело.
— А это что за штуковина? — Дорохов выбирает нечто похожее на ручную печать.
— Обыкновенный присос, — говорю я. — Нажмите кнопку вверху ручки — и присосет подошвой любую кость.
Я вспомнил, как профессор Вороницын шутил по поводу силы присоса. Механики так постарались, говорил он, как будто мы собираемся делать операции мамонтам. Этой ручкой можно поднимать чугунные люки древних уличных колодцев.
— Там регулятор, — говорю я. — Сила большая. Даже чересчур.
— Ну, чересчур нам не опасно, — бурчит Дорохов и берет присос. Он прикладывает его к мине, и тот оказывается как раз в пору: донышко закрывает головку взрывателя, оставляя узкий ободок.
Ему явно нравится присос. Он ставит регулятор на максимальное деление и, поднеся присос к стене, подальше от мины, нажимает кнопку. Он тянет ручку. Лесенка, на которой мы висим, подходит к стене.
— Гранит, — буркает Дорохов. — Не оторвешь.
Он отжимает кнопку и освобождает присос.
Я продолжаю висеть на лестнице, держась рукой за спицу-ступеньку. Не очень-то удобно.
Дорохов придумывает очень хитрую комбинацию. Я пропускаю левую руку сквозь лестницу и кладу ему на плечо. Он проделывает нечто аналогичное со своей рукой. Теперь мы образуем как бы одно целое: странное существо с четырьмя ногами и двумя руками. Головы тоже две, что несколько затрудняет работу.
Дорохов подносит присос к моим глазам, и я удостоверяюсь, что регулятор силы стоит правильно. Правой рукой я закрепляю его в этом положении с помощью стабилизатора. Теперь Дорохов ставит присос донышком прямо на головку взрывателя.
Нажимает пальцем кнопку и пытается повернуть ручку. Ничего не получается. Взрыватель так заело, что он не двигается с места. Можно подумать, что он прирос.
Дорохов напрягает мускулатуру, упираясь в мое плечо. Я изо всей силы отталкиваюсь от Дорохова. Другой рукой я упираюсь в стену. Лицо Дорохова, видное сквозь пластик шлема, багровеет. Взрыватель может сломаться. Тогда сверкающая бомбочка, накрепко приставшая к стене, откроет пасть и жахнет на весь тоннель. Мне ясно одно: моих сил не хватило бы, чтобы выполнить операцию, над которой мы сейчас бьемся.
Дорохов стискивает зубы. На правом его плече вздувается подушка мускулов! «Хватит!» — хочется мне крикнуть, но тут лицо Дорохова вдруг изменяется.
— Сдвинулся, — сообщает он по телефону.
— Полегче, — не выдерживает Савостьянов.
Я угадываю волнение и неслышимого Лансере.
Осторожно, словно оробев, Дорохов крутит ручку. С каждым миллиметром она идет все легче.
Взрыватель выдвинулся уже сантиметра на полтора.
Дорохов вдруг выпускает ручку присоса.
— Не могу, — хрипит он. Я вижу сквозь пластик шлема, что лицо его покрывается потом.
Сейчас, когда все идет хорошо, он вдруг сдает. Слишком сильная натура. Он с таким напряжением удерживал шлюзы, ведающие чувствами. Когда нервный «вольтаж» ослаб, произошла реакция.
Он подносит к своему лицу руку с растопыренными пальцами: пальцы дрожат.
Ему надо дать время, чтобы успокоиться.
Ждать некогда. Я отпускаю его плечо и, предоставив ему держать меня и мою сумку, берусь одной рукой за ручку присоса, а другую держу наготове, чтобы подхватить чертов взрыватель, когда он выскользнет из гнезда.
Ручка легко крутится, в упоре даже нет необходимости. Я не знаю, какой длины взрыватель и когда наступит момент, потребующий от меня особой осторожности. Может быть, не перехватывать его, а так и оставить висящим на ручке присоса? Чисто психологически мне хочется взять его именно рукой, держать пальцами, а не присосом, который вдруг да откажет, хотя разумом я понимаю, что это произойти не может.
В самый разгар сомнений я вдруг обнаруживаю, что взрыватель вышел из гнезда. Не хватало еще, чтобы именно сейчас я стукнул им о корпус мины. Медленно поднимаю резной конус, похожий на кукурузный початок, и отвожу руку в сторону. Теперь остается отжать кнопку, и злой дух адской машины полетит в глубь колодца, чтобы разорваться где-то там, в бездне, с безвредным треском.
Я отжимаю кнопку. Проходит секунда, и я слышу всплеск. Мы с Дороховым смотрим вниз.
Круглое темное зеркало отсвечивает близко под нами и отражает наши фигуры. Вода подкралась незаметно и тихо, пока наше внимание было отвлечено борьбой со взрывателем.
Она шла по нашим следам. Просачивалась сквозь преграды, которые мы воздвигали на ее пути. И вот теперь приблизилась вплотную. Вот она уже подошла к нижней ступеньке лесенки у нас под ногами, молча слизнула ее и тянется к следующей. Съела и ее, и разевает круглую пасть у наших подошв...
— Тревога! — кричит Дорохов. — Вода!..
— Быстро в «дракон»! — командует Савостьянов. Створки двери над нашими головами распахиваются. Мы бросаемся по гнущимся ступенькам вверх.