Звук отцовского аэрофургона, паркующегося на своём месте рядом с клиникой, вернул её к реальности. Стефани порывисто обняла Львиное Сердце, чувствуя, как его пушистый хвост ответно обвился вокруг неё. Затем она глубоко вздохнула и выпрямилась.

— Что бы я ни решила, — мягко произнесла она, — я не могу позволить папе увидеть, что я расстроена. Это повлияет на него ещё до того, как я сделаю собственный выбор. Пойдём посмотрим, может, папе нужна помощь с его снаряжением или пациентом?

— Мяу, — согласился Львиное Сердце. Но звуки значили гораздо меньше, чем энергичное подрагивание кончика его хвоста и настороженные ушки во время шествия к двери. — Мяу! Мяу! Мяу!

***

Лазающий Быстро точно не знал, что могло вызвать такую смесь эмоций в его двуногой. Когда они были на встрече со Старой Властью (древесные коты окрестили так двуногого самца, которому подчинялись многие из его двуногих друзей) начальные эмоции Погибели Клыкастой Смерти были восхищением и счастьем, её разум был переполнен предвкушением и восторгом. Но затем, где-то в середине шумов, издаваемых ртом, он всё больше стал окрашиваться тревогой.

Лазающего Быстро это не обеспокоило. На протяжении многих сезонов, задолго до встречи с Погибелью Клыкастой Смерти, он служил своему клану в качестве разведчика. Ему было привычно волнение, приходящее вместе с новым заданием, Он привык к волнению, которое приходит с новым заданием, и к тому, как это волнение гасится при обдумывании стоящей перед ним задачи.

Однако в самом конце встречи Погибель Клыкастой Смерти ощутила всплеск настолько сильной эмоциональной боли, что Лазающему Быстро потребовалась вся сила воли, чтобы не завыть громко в ответ. Одно из различий, которое он обнаружил между двуногими и Народом, заключалось в том, что двуногие часто пытались скрыть свои чувства друг от друга. Это казалось странным, но затем он вспомнил, что двуногие были мыслеслепы. Они не могли чувствовать мыслесвет друг друга, даже если пытались, и иногда казалось, что их смущало, если они слишком сильно раскрывали свои чувства.

Ощущая, что детеныш делает всё, чтобы скрыть свои чувства в тот момент, Лазающий Быстро подавил свой отклик и и вместо этого предложил ей утешительное касание разума. Возможно, он не совсем понимал странное отношение двуногих к обмену эмоциями, но он гордился тем, что Погибель Клыкастой Смерти была сильной и сумела скрыть свою боль с очень небольшой помощью с его стороны.

Как только они покинули место Старой Власти, и Затеняющий Солнечный Свет сел в свою летающую штуку и отбыл, Погибель Клыкастой Смерти позволила своим чувствам изливаться более свободно. В этот момент Лазающий Быстро более точно локализовал источник ее страдания. Он распознал нотки эмоций, означающие, что его двуногая была поглощена мыслями об Отбеленном Мехе, молодом мужчине, в которого она вложила так много сил начиная с момента его возвращения в первые дни огненного сезона.

Лазающему Быстро нравился Отбеленный Мех. Молодой мужчина был полон живого любопытства. Его мыслесвет не мог быть таким же сверкающим, как у Погибели Клыкастой Смерти, но он обладал подкупающим энтузиазмом, и Лазающий Быстро был счастлив видеть его возвращение, куда бы тот не исчезал. Несмотря на это, иногда Лазающий Быстро удивлялся тому, как сильно Погибель Клыкастой Смерти заботилась об этом молодом мужчине.

При мысли об этом Лазающий Быстро мяукнул про себя, тихо веселясь. Даже среди Народа понимание того, почему один кот мог привлечь другого, было тайной — и это при том, что Народ мог обмениваться мыслеречью. Он полагал, что как бы глубоко он и Погибель Клыкастой Смерти ни были связаны, между ними всегда останутся тайны.

С её обычным самоконтролем Погибель Клыкастой Смерти смогла умерить (по крайней мере, внешне) свою боль, когда вернулся её отец, Целитель. Она помогла Целителю разместить его последних пациентов, пару травоядных среднего размера, с чем-то вроде дыхательного расстройства, и ожидала, пока он шумел ртом мужчине, который был его главным помощником. Однако, как только они остались одни в большой летающей штуке, Погибель Клыкастой Смерти сама начала шуметь ртом.

Вскоре пара двуногих завязала оживлённое обсуждение. Поскольку Погибель Клыкастой Смерти не казалась чрезвычайно взволнованной, Лазающий Быстро довольствовался тем, что вынюхивал интересные запахи, доносящиеся из лесов внизу. Он несколько раз услышал изо ртов шум, который, насколько он знал, указывал на него, а также единичный твёрдый звук, который обозначал Затеняющего Солнечный Свет, но большую часть времени этот шум означал гораздо меньше, чем мыслесвет его двуногих.

Он следил за ним, но Погибель Клыкастой Смерти, казалось, была в порядке. Лазающий Быстро расслабился, что в данный момент позволяло лучше подготовиться к кризису, если тот действительно возникнет.

Chapter 2

— Итак, понимаешь, мама, — закончила Стефани, кратко подытожив встречу с главным рейнджером Шелтоном, — это огромная честь. Что ты думаешь?

Прежде чем ответить, Марджори Харрингтон заправила прядь вьющихся каштановых волос за ухо — жест, который означал, что она глубоко задумалась. В её карих глазах было только заинтересованное любопытство, когда Стефани рассказала ей о предложении главного рейнджера Шелтона. Теперь острый ум, который соединял и разрезал гены практически всего, что росло, работал над плюсами и минусами новой возможности её дочери.

Излишне говорить, что Стефани рассказала отцу о предложении во время полета в имение Харрингтон. Не сделать это было бы нехарактерно для неё, и последнее, чего Стефани хотела — чтобы её родители догадались, насколько она сама нерешительна. Судя по ответу отца, Стефани довольно хорошо представляла, что скажет её мать. Она не была разочарована.

— Сбрось информацию на мой компьютер, хорошо? Я хочу сама просмотреть её, а затем поговорить с твоим отцом. А как ты сама к этому относишься, Стеф?

— Я воодушевлена, — сказала Стефани. — Это огромная возможность. Хотя... Три месяца на Мантикоре — большой срок. Мантикора совсем не похожа на Сфинкс.

Марджори кивнула. — Как ни странно, это может быть лучшей причиной для твоей поездки. Я знаю, что ты безумно любишь Сфинкс, но, возможно, тебе стоит увидеть что-нибудь на других планетах, прежде чем ты почувствуешь, что тебе здесь тесно. Ты сначала не очень любила Сфинкс, помнишь?

— Мама! Это была зима! Теперь прошли весна и лето, и скоро будет осень.

— А потом зима придет снова.

— Да, но теперь я так много знаю о Сфинксе, что почти с нетерпением жду зимы. Мне не терпится увидеть, как животные и растения справятся со всем этим снегом. Раньше мне не разрешалось никуда идти, если со мной не было тебя или папы, помнишь?

— Тебе было всего десять, — мягко ответила ей мать.

— Вот именно!

— Тем не менее, Стефани, чем больше я думаю об этом, тем лучше выглядит идея дать тебе хорошо провести некоторое время на другой планете. Заметь: я не говорю, что даю разрешение, просто я вижу в этом несколько хороших моментов. Ты просто немного навязчива — я не могу понять, откуда у тебя эта черта: мы с твоим отцом определенно никогда не были навязчивыми, — и тебе было бы неплохо стать более уравновешенной.

Поскольку Стефани знала, что оба её родителя вполне способны быть достаточно сосредоточенными — ее мать, как известно, проводила целые ночи без сна, ожидая, когда распустится какой-нибудь редкий цветок, чтобы собрать пыльцу — она знала, что ее дразнят. Тем не менее, она не могла подавить определенное беспокойство. Она рассчитывала, что хотя бы один из её родителей будет сопротивляться этой идее (на всякий случай, если она решит отказаться), но до сих пор они оба были на удивление одобряющими. Она подумала, что главный рейнджер Шелтон мог немного намекнуть им — раз или два, несмотря на его заверения.

— Я перешлю эту информацию с унилинка на твой компьютер, — сказала Стефани. — Могу я помочь с обедом или ещё с чем-нибудь?

— Было бы прекрасно...

Вечером разговоры были сосредоточены на домашних вопросах. В конце концов Стефани извинилась.

— Я обещала показать Дейси тот водопад Джессики, который она хочет нарисовать завтра, — напомнила она им. — Она и Андерс заберут меня довольно рано, поэтому мне нужно немного поспать.

— Но ты вернешься достаточно рано, чтобы обсудить всё это, верно? — сказал Ричард. — Мы должны дать СЛС свой ответ, так что надо бы провести семейный совет.

— Конечно, — сказала Стефани. — Не вижу проблем, чтобы вернуться вовремя.

Уединившись в своей комнате, Стефани подумывала позвонить Джессике. В конце концов она решила, что пока её собственные чувства настолько неопределенны, даже разговор с её лучшей подругой не поможет. Вместо этого она долго сидела за своим столом, обдумывая варианты, в то время как слайд-шоу ее любимых голографических изображений из времени, которое она провела с Андерсом, маршировало по её столу. Когда она в конце концов упала в кровать, те же образы — оживленные и делающие загадочные заявления — прошли через её сны. Стефани подумала, что где-то в том, что они сказали, был ответ, который ей был нужен, но когда она проснулась на рассвете, образы снов исчезли и осталась только неопределенность.

* * *

— Привет, доктор Ричард, — сказал Андерс, когда отец Стефани открыл дверь большого, гулкого каменного дома. — Стефани готова?

— Доброе утро, Андерс, — ответил доктор Харрингтон. — Стеф побежала наверх за чем-то. Могу я предложить тебе кофе?

— Мы с Дейси уже пили утром, — сказал Андерс, — но я мог бы выпить ещё. А вы опять всю ночь не спали?

Ветеринар кивнул, направляясь на кухню. — Салим звонил из клиники. У нас есть два малыша-попрыгунчика с какой-то респираторной инфекцией, и у одного случился кризис. Вероятно, реакция на антибиотики. Мне не пришлось прилетать — Салим сам хороший ветеринар — но мы консультировались, пока не вытащили пациента.