— Об этом не вам судить, — нагло отпарировал следователь.

— Вы задали вопрос — я ответил. Мне смысла лгать нет, все звонки в полицию фиксируются и скорая здесь была пол первого ночи.

— Как фамилия, которого скорая увезла и куда его увезли? — спросил следователь.

— Понятия не имею, — ответил Ковалев.

Следователь вышел из кухни, где допрашивал хозяина, подошел в комнате к судмедэксперту:

— Что скажешь?

— Время смерти, примерно, в полночь от падения на дверной косяк. Мог сам налететь, споткнувшись, могли толкнуть, но смертельную травму он получил от падения.

Эксперт-криминалист пояснил, что скорее всего дверной замок открыли отмычкой, которую как раз и нашли у трупа, экспертиза точнее скажет. Второй преступник может скрыться из травмпункта после оказания медицинской помощи, рассуждал следователь, а если потом и хозяин квартиры исчезнет — лучше его задержать пока на двое суток, а дальше видно будет.

Возмущенного Ковалева поместили в камеру изолятора временного содержания. Ему хотелось порвать этого следака на куски — в чем он виноват, за что его отправили за решетку? Совсем совести у этих следователей нет — посиди на всякий случай… Сам бы посидел и понял тогда. Он нашел место в уголке, прилег на деревянные полати и закрыл глаза. Почти сразу же услышал:

— Пришел не поздоровавшись, лег не спросясь… ты расскажи о себе, а мы и решим, что с тобой делать.

Говорить ни с кем не хотелось, тем более рассказывать о себе. Он все еще злился на следователя, незаконно определившего его на нары. Сорвался на сокамернике:

— Еще раз пасть свою поганую откроешь — я тебе ее быстро заткну, — ответил Ковалев, не открывая глаз, — есть желание проверить — подходи, только потом не обижайся, если какая-нибудь часть тела отвалится.

Четверо матерых зэков, уже не раз сидевших, переглянулись. Ковалев продолжал спокойно лежать с закрытыми глазами. Два зэка упали на него враз, один на ноги, второй на голову и руки, третий встал, собирался бить в живот ногами. Но неведомая сила подхватила обоих и кинула на противоположную стену камеры. Ударившись, они сползли вниз, потеряв сознание. Ковалев махнул рукой, сбивая с ног третьего, произнес спокойно, так и не открывая глаз:

— Еще один остался — подходи.

Тот, ничего не понимая, забился в угол. Это какой силой нужно обладать, чтобы метнуть тела мужиков через всю камеру на стену… Он сидел, сжавшись в уголке и дрожа от страха.

— Еще раз попытаетесь меня потревожить, — добавил Ковалев, — не выброшу, а убью совсем.

Через несколько минут один зэк пришел в себя, еще минут через пять очнулись два других. Сели, озираясь.

— Че это было? — глупо спросил один из них.

Зэк из уголка ответил:

— Он вас обоих поднял враз и шмякнул о стену через всю камеру, этого с ног рукой сбил, даже глаза не открыв.

— А ты че?

— Я че — один что ли на бугая полезу? — ответил зэк из угла.

— Заткнитесь, — прервал их Ковалев, — еще одно слово и я кому-то язык вырву.

— Да пошел ты в жопу, — ответил один из зэков.

— Это можно, — ответил, вставая, он, — если ботинок приглашает чья-то задница.

Ковалев схватил мужика, нагнул раком и пнул с такой силой, что казалось носок ботинка зашел в анус по самые шнурки. Зэк упал на полати, потеряв сознание, сквозь лопнувшие брюки виднелась посиневшая и окровавленная враз задница.

— Еще чья-то жопа приключений ищет? — спросил он.

Ему никто не ответил, он лег на полати и снова прикрыл глаза. Мужик очнулся и застонал.

— Блин, никакого покоя от вас нет, — в сердцах бросил Ковалев, — врача этому надо с порванной жопой, колоти в дверь, зови врача. Через час скорая увезла задержанного, врач ответил конкретно на вопросы полиции: «Анальное отверстие и прямая кишка порваны, необходима срочная операция».

Через двое суток Ковалева выпустили из ИВС. На допросах он отвечал однозначно и многократно: «Ночь не спал, устал, в камере уснул, ничего не видел и не слышал». Воришку, которого он схватил за руку, прооперировали, ампутировав кисть. Ковалев так сдавил его руку, что кости запястья треснули на мелкие осколки. Но он показал на допросе, что действительно залез с приятелем в квартиру с целью кражи, пытался ударить ножом хозяина квартиры, а его подельник запнулся и сам упал на дверной косяк. Ковалева признали потерпевшим и отпустили.

Степаныч плавал в собственном бассейне уже минут десять. Большой любитель париться березовым веничком в сауне, он нырял позже в воду и фыркал от удовольствия. Из воды его всегда встречали две-три девочки, поднося рюмку водки и накидывая на голые мокрые плечи махровый халат. Он выпивал рюмку и плюхался в пластмассовое кресло, девочки вытирали голову полотенцем, опускаясь ниже, и работали ротиками, пока он не кончал в кого-нибудь из них. Потом ополаскивали член теплой водой, вытирали полотенцем, и он шел одеваться.

Сегодня к Степанычу пожаловал Малик, один из его авторитетов, попавший в ИВС, но усилиями адвокатов освобожденный. Тот самый зэк, который жался в угол и не был тронут Ковалевым. Он поведал вору историю немного в своей аранжировке.

— Я не понял, Малик, на хрена ты мне это все рассказываешь? Опустил он Кудрявого и что?

— Не, Степаныч, ты не понял, он Кудрявому зад пинком порвал. Надо бы ему предъяву выкатить.

— И че не выкатил в камере? — удивился Степаныч.

— Без пера к нему не подлезть, сильный бычара до ужаса, троих словно пушинок разметал по камере. Разреши на перо его посадить?

— Че то ты темнишь, Малик, — задумчиво произнес Степаныч, — на перо успеется, ты мне его сюда приведи — сам поговорить хочу.

Картина у него не складывалась — четверо бывалых и не обиженных здоровьем зэков не смогли справиться с молодым парнем…

Малик сразу же взял с собой трех бойцов и отправился к Ковалеву. Адрес и фамилию он у ментов еще прежде узнал. Подошли к квартире, Малик позвонил.

— А-а, трусишка зайка серенький, че надо? — спросил Ковалев, открыв дверь.

— Степаныч тебя приглашает, поехали, — ответил Малик.

— Степаныч? Не знаю такого.

— Пошли — узнаешь.

— Если ему надо — пусть сам едет, — ответил Ковалев и захлопнул дверь.

Малик забарабанил в дверь, Ковалев открыл ее снова.

— Ты че шумишь, трус поганый, хочешь, чтобы и тебе жопу порвали?

Малик отпрянул в испуге в сторону, один из его бойцов выхватил пистолет.

— Не дергайся и никто тебя не тронет, пошли, — предложил он, — когда приглашает Степаныч — никто не отказывается.

Ковалев обвел угрюмым взглядом четверых мужиков на лестничной площадке, произнес мрачно:

— Если достал оружие и направил его на человека, то надо стрелять, а не понты гнуть. Я, кажется, догадываюсь кто такой Степаныч и зачем меня приглашает. Этот вот в камере со мной сидел, — он ткнул пальцем в Малика, — там и обосрался со страху, а с обосранными я в гости не езжу. Так и передайте Степанычу — мне все едино, что обосранный, что опущенный. Надо ему — пусть сам приезжает.

Ковалев захлопнул дверь, но в нее снова забарабанили, он открыл. Мужики направили на него уже три ствола.

— За такие слова ответить придется, выходи и поехали.

Ковалев усмехнулся.

— Здесь прямо и отвечу — этот в камере понты гнул и трех мужиков на меня натравил без дела, а сам обосрался со страху. Так два дня и просидел в углу обосранный. Не так что ли было? — рявкнул он на Малика.

— Об-б-б-б осрался, — подтвердил тот.

— Все, вопрос закрыт.

Ковалев снова захлопнул дверь. Бойцы остались на площадке, соображая, что делать дальше. Один из них заводил носом:

— Че-то говном запахло, — он посмотрел на Малика, — фу, опять обосрался… пошли мужики.

Они сели в машину, не пустив в нее Малика, по приезду рассказали Степанычу подробности переговоров. Тот хохотал до упаду, потом переспросил:

— Прямо на площадке и обгадился?

Бойцы подтвердили сказанное кивком головы. Степаныч отпустил их и вызвал к себе Корнея, который отвечал у него за безопасность. В свое время Корнеев служил в ФСБ, но был уволен за взятку, отсидел три года и теперь выполнял особые поручения вора в законе Степаныча.