Ученик улыбается и склоняет голову. Сколько раз Йода говорил ему в бесконечные часы медитаций и тренировок: не нужно демонстрировать внешнюю форму позы или атаки, нужно каждой клеткой тела чувствовать ее смысл. Поэтому маленький наклон головы, внешне такой небрежный, выражает бесконечную благодарность и уважение. И еще страх. И вину.

Великий мастер ордена джедаев ставит фонарь на землю и начинает неуклюже взбираться на камень, помогая себе руками. Он карабкается к своему ученику, кряхтя, словно несчастный садовый гном. Улыбка ученика становится шире, но он даже не пытается предложить помощь.

Поворчав и поерзав, Йода устраивается на камне, расправляет складки ветхого одеяния и свешивает ноги к самой воде. Водомерки мельтешат под его древними зелеными пальцами, не замечая маленького волосатого величия над собой.

— Приуныл ты, Дуку?

Ученик не пытается отрицать.

— Предстоящей поездки не боишься ты, конечно?

— Нет, учитель. — Ученик тут же поправляет себя. — Во всяком случае, не самой поездки.

— Уверен в себе должен ты быть. Готов ты.

— Я знаю.

Йоде вдруг становится нужен фонарь, который он оставил внизу. Он опускает посох и пытается подцепить ручку лампы. Кривясь, он пробует раз, другой, но ручка все время выскальзывает. Йода разочарованно ворчит.

Легчайшим усилием мысли ученик подхватывает светильник Силой и посылает его по воздуху к своему учителю.

— Почему не сделать это легким способом? — спрашивает он и знает ответ еще до того, как произносит эти слова.

— Потому что он легкий, — ворчит Йода.

Юноша знает, что ученики слышат от Йоды множество таких ответов. «Тем не менее он не отослал фонарь обратно», думает Дуку.

Сейчас в саду только они двое. Где-то далеко выскакивает из воды рыба и плюхается обратно.

Йода дружески тыкает ученика концом посоха:

— Уехать еще вчера готов был ты!

— И в прошлом месяце, и в прошлом году, и в позапрошлом. — Печальная улыбка озаряет лицо Дуку и медленно увядает. — Но сейчас, когда это действительно должно случиться… — Он оглядывается. — Не могу припомнить ни дня, когда мне не хотелось бы уехать отсюда — улететь на корабле, путешествовать среди звезд, повидать мир. И в то же время мне здесь нравилось. Это место стало моим домом. Вы стали моим домом.

— И всегда будем им. — Йода одобрительно вглядывается в насыщенную ароматами темень сада. — Всегда здесь буду я. Дом, да… говорят на Алдераане: «там твой дом, где, увидев тебя на пороге, пустят внутрь»! — Он втягивает в себя вечерний воздух и издает легкий смешок. — Хм. Всегда место для тебя будет здесь.

— Наверное. Я надеюсь. — Ученик смотрит на раковину, которую держит в руке. — Я нашел ее на берегу, покинутую пресноводным крабом-отшельником. Вы знаете, у них не бывает постоянных домов. Они постоянно вырастают из своих домов. Я думал о том, как джедаи нашли меня на Серенно. Должно быть, я жил с отцом и матерью, я их сейчас уже не помню. Можно ли не думать о том, как это странно? Каждый джедай — это ребенок родителей, которые решили, что могут обойтись без него.

Йода напрягается, но ничего не говорит.

— Мне иногда кажется, что именно это и движет нами. Тот первый отказ. Нам нужно многое доказать себе и другим.

Из переплетения лиан, как искра из костра, вылетает огнемуха и начинает носиться над поверхностью пруда. Ученик следит за ее неуловимым танцем над гладью воды.

У Йоды есть один вопрос, который он любит задавать: «Кто мы, Дуку, считаешь ты?» Каждый раз ученик пробует новый ответ: «Мы — узел, завязанный в Силе», или: «Мы — посланники Судьбы», или: «Каждый из нас — клетка в теле Истории»… но сейчас, когда он глядит на вспыхивающее в ночи насекомое, ему на ум приходи более правдивый ответ. «В конечном итоге, мы такие же, как она: одинокие».

Раздается слабый всплеск, как будто лопается пузырь, и из темной глубины выскакивает рыба с разинутой пастью. Огонек гаснет и исчезает без следа, остаются только круги на поверхности воды.

— Мне кажется, что даже тогда я жил, словно краб-отшельник, — продолжает ученик. — Я был слишком большим, чтобы дом моих родителей мог вместить меня. Вы привезли меня сюда, но уже много лет даже Храм кажется мне тесным. Я думаю… — Юноша останавливается и поворачивается к учителю. Падающий сбоку свет бросает тень на его лицо в капюшоне. — Я боюсь, что, побывав в большом мире, я уже не смогу снова здесь поместиться.

Йода кивает, обращаясь словно к самому себе:

— Гордишься собой ты. Небезосновательно гордишься.

— Я знаю.

— Но и не без риска, однако.

— И это я тоже знаю.

Ученик проводит пальцами по пустой раковине и бросает ее в пруд. Перепуганные водомерки разбегаются в разные стороны, пытаясь при этом не провалиться.

— Большим, чем джедай, большим, чем Сила, быть не сможешь ты, — говорит Йода.

— Но Сила — это нечто большее, чем джедаи, учитель. Сила — не просто эти стены и учение. Она течет во всех живых существах, высших и низших, больших и маленьких, светлых…

Ученик сконфуженно замолкает.

— …и темных, — заканчивает за него Йода. — О да, юный. Думаешь ты, я никогда не испытывал прикосновения тьмы? Знаешь, что может совершить дух столь великий, как Йода, за восемьсот лет?

— Учитель?

— Множество ошибок! — Сипло смеясь, старый учитель протягивает посох и награждает ученика тычком между ребер. — Спать отправляйся, глубокомысленный философ!

Тык, тык.

— Твой учитель, Тейм Церулиан, говорит: самый одаренный ты из падаванов, которых учил он. Верить в себя не нужно тебе. Я, Йода, великий и могучий мастер, буду верить за тебя! Достаточно этого?

Ученику хочется рассмеяться, но не может.

— Это слишком много, учитель. Я боюсь…

— Хорошо! — Йода фыркает. — Бояться темной стороны ты должен. В сильных она сильнее всего. Но Тейму не ровня ты пока; не рыцарь ты пока; не член Совета. Много раковин ждет тебя еще, Дуку — до тех пор, пока ты умещаешься вот в эту, — говорит он, водя посохом по коже ученика. — Завтра отправиться во тьму ты должен, что разделяет звезды. Но домом твоим всегда это место будет. Если собьешься ты с пути, оглянись на этот сад.

Йода поднимает свою лампу, и тени разбегаются, словно водомерки.

— Свечу зажгу я, чтобы нашел ты дорогу домой.

Шестьдесят три года спустя Джея Марука отправили в лазарет, а Айлина Чен вернулась в свою комнату готовиться к Турниру учеников. С Йодой остался только Мейс Винду.

— Дуку хочет вернуться домой, — сказал Йода. — Ловушкой это может быть.

— Вероятно, — согласился Мейс.

Йода вздохнул и посмотрел на раковину.

— «Вопросом» назвал он это. Да, вопрос, еще какой! Но проигнорировать его должны мы, согласен ты?

К его удивлению, Мейс покачал головой.

— Дуку должен был умереть. Я должен был убить его на Геонозисе. Сделав это, я предотвратил бы войну. Но и сейчас он остается ключом ко всему. Что, если он действительно хочет переговоров? Маленький шанс существует. Может ли он после всего захотеть вернуться к нам? Конечно, шанс ничтожно мал. Но если положить на одну чашу весов этот шанс, а на другую — миллионы жизней, то ясно, что мы должны воспользоваться шансом. Так мне кажется, учитель.

Йода хмыкнул.

— Тяжело это — еще раз решиться поверить в этого потерянного ученика!

— Трудно, — согласился Мейс. — Никто не говорит, что быть учителем легко — даже для вас.

Йода фыркнул, обводя взглядом Храм.

— Пфе. Слишком мудрым ты стал. Лучше было раньше, когда только Йода был мудрым!

Он посмотрел на Мейса и хихикнул. Мейс тоже рассмеялся бы, если бы не потерял свою веселость где-то на арене Геонозиса.

На другой стороне галактики самый одаренный ученик Ордена протянул ногу и носком сапога потрогал рукоять светового меча. Граф Дуку скривился. Меч был все еще зажат в руке. Рука почернела от копоти и покрылась изморозью; оторванная чуть выше запястья, она заканчивалась слоем вытекшей и замерзшей крови. Дуку находился в своем кабинете — месте для размышлений — и зрелище отсеченной кисти сильно потревожило его созерцательный настрой. Кроме того, хотя рука и замерзла в космическом вакууме до абсолютного нуля, она оттает за считанные минуты. Если не принять меры, она оставит пятно на изразцовом полу. А это уже нехорошо, хотя вряд ли кто-то заметит еще одно пятно на полу в замке Малро.