— Та-ак, — крякнул Купала.

— Мирослав что? — поддался к парню Горузд.

— Жив, но посечен шибко.

— Почему домой не привез? — севшим голосом спросила Халена.

— Не ехал, — лицо Гнедка совсем мрачным стало, взгляд потерянным. — Князья на него думают. Слух пошел, что он всех заманил в Красную горку.

— Вот те, язвить вашу в дышло!!

— Да не сказились ли они?!!

— На Мирослава наветничать?!! — громыхнул Горузд, поднимаясь.

— Тихо! — рявкнул Малик. — Толком узнать надобно, потом уж мечами брякать!

— Рассказывай подробно, — попросила Халена притихшего, поникшего парня. — Вижу — устал, но соберись, пожалуйста.

Тихий сочувствующий голос девушки подействовал на парня. Гнедко голову поднял, посмотрел на Халену жалобно, глаза потер, чтоб слезы сдержать.

— В Красной горке все собрались…

— Где она находится?

— У границы племен. От Горки едино, что до венедов, что до рывничан. Куделам, росничам, недалече и слехам, — ответил за парня Малик. — На то его и выбрали, что близко. Аймак надолго не оставишь — лютичи разор по все уреме чинят, дня без беды не случается.

Халена внимательно выслушала его, кивнула, принимая доводы, и к парню обратилась:

— Кто был?

— Верзеня, князь ургунов. Они по украю венедской земли стоят по сговору с ихним князем Светогором. Вестамир — куделы, Гойх даже приехал, хоть и не ждали.

— Кто он?

— Князь шулегов, сейчас у горцев сидит, ну — сидел…

— Кого не было из тех, кто знал о сборе?

— Ойхотар, старшой агров, не был. Но они завсегда сами по себе, с горцами лишь знаются да с холмогорами. Горцам встречу предлагали, но им не до нас, из семи кланов лишь Родика да Замира еще держатся. Остальные все были. Нет! Листавр за себя брата прислал — Дарика.

— Остальные все?

— Все.

— Живы?

Парень помолчал и то ли вздохнул, то ли всхлипнул:

— Рагдыня и Наяр погибли…

— Племя?

— Почихеды, улеги.

Мужчины зароптали: плохо, куда как худо. Если в их гибели Мирослава винят, знать быть мору. Племена-то горячие, бок о бок к мирянам стоят. Мало печали от лютичей, степняков да росков, теперь и свои в набег за князей погибших пойдут.

— Ранены?

— Мирослав, Дарик, Светогор.

— Как такое случилось?

— Темно было, в ночи прокрались. А все с усталости почивали. Мы, лютичи да росичи лишь и дозорили. А нет, всех бы как скотину порезали. Может тьма их была, может две. Суматоха, крики… Князья без байдан, сонные, дружники тож…

Парень сглотнул ком, серея лицом от воспоминаний — молодой еще, первая сеча в его жизни случилась и подлая, а никак учили его старшие — по чести.

— И такое бывает, — тяжко вздохнула Халена. — Бежали?

— Князей уводили. Мирослава-то не сдвинешь…

— Сроду он от ворога не бегал! — сжал кулак Горузд.

— По-дурному полечь, честь небольшая, — вполголоса заметил Малик. И удостоился презрительного взгляда Горузда и Купалы.

— Потом что? — прервала их прения Халена, обращаясь к гонцу.

— В Славль ушли сколь нас осталось. Заставы выставили, давай допрос чинить, на Мирослава наветничать. Вздорили до полудня, гонцов слали, с вестями да за подкрепленьем. А после любичей дозоры пришли — сказывали — обложили лютичи всю урему Белыни. Черно от них. Ратью стоят.

— А роски?

— Не зрил. Слух пошел — и они недалече. Сеча будет не малая. Почитай все аймаки встают, а иначе никак… Княже выручать надо, плох он, а из терема ни шагу.

— Шагни, так тут же все грехи ему навешают, от большого ума.

Халена не сдержала стон, зажмурилась:

— Чуяла я подвох! Говорила же!

— Да средь нас сроду алыр да наветников не было! — рявкнул Купала. — А кто таку скверну баит — язык вырву! Бухвосты, лядоки, язвить их…

— Да толк сейчас горло драть? Сбираться надобно! — влез Горузд.

— Это что же получается? — спросила Халена, припоминая карту, что чертила в пыли княжьего двора со слов побратимов. — Берег реки лютичами да росками занят?

— Да, хоголы лишь держатся — не дошли до них вороги. Вот то князья и ропщут — то ли к своим вертаться да голову сложить, то ли сговориться да вместе вдарить. Кто уже ушел, кто дружину ждет, за подмогой послал. Чего порешили мне неведомо, сюда коня гнал… загнал.

— Все! Хорошо побалакали! — вскочил Горузд. — Сбираемся. Купала, здеся остаешься. Малик…

— С вами я!

— И я иду, — бросила Халена, поднимаясь.

— Гнедко, в Вехи скачи, упреди Светозара, пущай украины шибче бережит, не ровен час, придет кто.

— Понял, — встал парень.

— Я в Кудесню гонца зашлю, заслоном встанем, Полесье уберегу, — заявил Купала.

— Лютобора десничим тебе оставляем, князю покои готовь, да Хангу упреди, что недужен он шибко.

— А то я на ум кривой, без тя не смерекаю! Тьфу, леший куси тя за пятку!

Все дружно вышли из терема. Малик рванул к коновязи, приказ коней седлать отдавать. Купала давай парней гонять — снаряжение готовить. Горузд засвистел как Соловей-разбойник, оглушая Халену — об общем сборе оповестил.

Все забегали, засуетились. Девушка в свой закуток побежала, куртку на плечи накинула, перевязь приладила, меч проверила, к голени один нож приладила, второй к поясному ремню. Выкатилась на крыльцо как раз, когда Гнедко на лошадь садился. Перехватила его:

— Скажи, Миролюб как? Жив ли?

— Жив, — заверил. И ударил лошадь пятками.

— Халена, что за пожар? — вырос перед ней как из-под земли Гневомир. — Что стряслось? На байдану! Ну, чего молчишь?!

— Мирослав ранен, князья попали в засаду, как я вам с Миролюбом и говорила! Предал кто-то! А на Мирослава вину свалили! Вы там в оба смотрите! Всем передай, язык за зубами, руки не распускать, но если кто слово грязное скажет…. - на ходу, стремясь сквозь толпу воинов к Ярой, сообщила девушка.

— Ужо скажет, им же и подавится! — оскалился Гневомир, мигом сообразив, что к чему. Халена покосилась на него: где жуешь, не разжуешь, а где слово скажи, он понял! Да, умом побратима не понять…

Вспрыгнула на Ярую.

— Байдану вздень сказываю! — заблажил побратим.

— Без надобности, — отрезала, выводя лошадь к воротам. А там уже Устинья с женщинами хлеба да воду дружникам раздавала, в сумы складывала. Купала горланил указы, размахивая руками. Лютабор ругался скверно во все горло, забиженный, почто его оставляют. Малик пальцы Лебедицы отнять от своей руки пытался. Та плакала горько, словно навек прощаясь.

— Свидимся, любая! Жди! — вскочил на коня.

Часа не прошло, как пять сотен дружников в полном воинском вооружении рысью рванули прочь из городища.

Глава 9

Миряне коней загоняя, поспешали на выручку. Молча неслись всадники, без отдыха. По лесу, по полям, опять по лесу — не замечая, где едут, по чьей земле. И хоть хлеба в сумах — не до еды, и хоть на жаре пить хочется — не до воды. Мысли вперед лошадей бегут, руки сильней поводья сжимают.

Утро увяло, день проскочил незаметно, вечер к ночи клонится, а они все летят.

Быстрей, быстрей — бьют копыта.

Ночь на округу легла, когда копыта по шаткому мостику застучали. Избы показались.

— Звонкая, — заметил Гневомир. — Вотчина любавичей.

— Передых!! — объявил Горузд. — Коней напоить! Самим не спать!

Халена не слезла, свалилась с седла на траву, в небо уставилась и хохотнула, представив себя сверху. Гневомир ей ведро воды принес, плеснул прямо в лицо:

— Не спать!!

— Тьфу, — с трудом села, отфыркиваясь, и забыв попенять побратиму, жадно принялась пить. Ярую поить. Гневомир каравай вытащил из сумы, разломил на две части — одну Халене, одну себе. Девушка от своей части треть взяла, остальное лошади скармливать принялась. Так и стояли обе, жуя. Гневомир захохотал:

— Ох, зрила б ты себя, воительница! Яки тетерка потрепанная!

— Это фигня, а вот окостенение всей конституции тревожит. Я ж как робот несмазанный. Как в седло сяду?