Такова была моя спокойная жизнь вплоть до того сентябрьского дня, когда до моего 14-летия оставалось всего неделя.

Первые три недели сентября я отучился в каком-то дурманном однообразии, с трудом узнавая своих одноклассников — за время летних каникул все выросли и заматерели.

И вот, в тот злополучный день, после литературы, я к своему ужасу увидел, что Танька… та Танька, которая в мечтах была уже моей, с которой мы в моих мечтах вместе учимся в институте, вместе спим и вместе воспитываем детей! Эта самая Танька мило улыбается и разговаривает с Цацкиным. С тем самым Цацкиным, которого я в своих мечтах постоянно калечил разными методами, с каждым днём выдумывая всё более изощрённые способы.

Моя соседка, Светка, видимо по-своему поняла мой остолбенелый взгляд и прокомментировала:

— Танька вместе с Вовкой в один лагерь летом ездили отдыхать, там видать и подружились.

Слово «подружились» буквально пронзило жалом моё сердце. Всего за несколько мгновений я успел вспомнить, как мне в начале лета родители тоже предлагали поехать в лагерь — ведь мог же, дурак, выяснить куда едет Танька и поехать с ней!

Я опустил голову на парту и стал жалеть себя, придумывая всё новые и новые способы умерщвления Цацкина.

В голове нарастал шум.

Нет! На этот раз я так просто я не сдамся. Хватит подставлять то одну то другую щёку, пора и честь знать. Сейчас вот встану и вмажу ему по морде… нет, не встану… должна же быть причина чтобы вмазать, а тут вроде и нет такой причины — стоит себе Цаца, с девчонкой болтает, на которую у меня и прав-то никаких нет.

Эх, надо было сразу вмазать. Пока причины да поводы выискивал — уже и перегорел. А потом, когда повод найдётся, то нужно ещё и злости в себе найти, чтобы дать отпор…

Нет! Фигня! Злости у меня, похоже, хватит ещё надолго.

Все эти мысли пронеслись у меня в голове буквально за несколько мгновений. Зазвеневший звонок на урок вернул меня в реальность.

Весь следующий урок я просидел отрешённо. Перспектива дать бой главному задире в классе пугала меня и одновременно пьянила. Никогда я ещё не чувствовал в себе такой решимости.

Отошли на задний план даже мои обычные страхи. Как правило, участвуя в потасовках, я не боялся синяков или ушибов — всё это довольно быстро проходило и заживало. Боялся я более тяжёлых ранений — того, что мне сломают челюсть, руку или ногу или выткнут глаз… о, этого я боялся больше всего.

Наверное, у меня остались какие-то детские страхи от истории, произошедшей с моим двоюродным братом, с родителями которого довольно часто общались мои родители. Брат был меня старше лет на 5 и, будучи человеком увлечённым, начал однажды учить меня биологии.

— Каждый человек, — говорил он мне, — симметричен. У нас две ноздри, две руки, две ноги, два глаза. Это сделано для того, чтобы если один из органов у тебя испортиться, то ты мог совершенно спокойно пользоваться вторым органом.

Тогда я рассмеялся в ответ и сказал, что я никак не смогу ходить на одной ноге, если вторую мне отрежут.

Брат, похоже обиделся, что его учение пытается раскритиковать какой-то сопляк и попытался доказать, что на одной ноге можно прыгать, а когда я продолжил смеяться, то он рассердился окончательно.

Таким разозлённым я его ещё никогда не видел. Я испугался и попробовал убежать от него, но он догнал, завалил меня на пол и сказал, что сейчас выдавит мне один глаз и проверит смогу ли я видеть вторым.

Нет, сейчас-то я понимаю, да и тогда, наверное понимал, что ничего такого он не сделает. Но мы с ним были в квартире одни, спасти меня было некому, и я заорал. Как я орал… наверное меня слышали все соседи…

Так или иначе, они не пришли проверять — что у нас творится, но брат отпустил меня, испугавшись моего крика, наверное, ещё больше меня самого.

На следующей, последней перемене я всеми способами старался попасться на глаза Цацкину, ходя вокруг и представляя, что сейчас вот он обзовёт меня как-нибудь, а я кааак врежу ему с размаху.

Но тот меня вообще не замечал, будто я пустое место. В конце концов, я даже решился будто случайно зацепить его плёчом, ожидая бурю эмоций. Но, вопреки ожиданиям, Цацкин и этого не заметил и продолжал спокойно стоять и говорить о чём-то со своими друзьями-вышибалами. Пока я раздумывал не начать ли драку первым, прозвонил звонок и я поплёлся в класс.

Похоже было, что выяснить отношения с Цацкиным мне не судьба. Я неплохо знал себя и был уверен, что на следующий день я уже вряд ли сумею так завестись и разозлиться даже если он будет целоваться с Танькой… хотя… если будет целоваться, то наверное сумею…

Тьфу, о чём это я!? Этого допустить никак нельзя! Танька должна быть моей и точка.

Не знаю, может я был неправ, возможно расположение девчонки нужно завоёвывать совсем другими способами. Но тогда я понимал, что справиться с Цацкиным для меня было тем же самым, что справиться с самим собой — возможностью прекратить спуск вниз по течению и взять свою судьбу в свои руки. Наверное, у всех в жизни рано или поздно наступает такой переломный момент. Для меня он наступил в тот день.

За время урока (я так и не понял, что это был за урок и о чём на нём рассказывали), я опять подостыл и после звонка просто угрюмо смахнул в рюкзак учебники и отправился домой — страдать.

— Тряпка! — Ругал я себя, шурша ботинками осеннюю листву.

Внезапно за шелестом листвы я расслышал чьи-то негромкие подзадоривающие крики и чьё-то кряхтение.

— Так его! бей! пни! — раздавалось в тиши дальнего угла школьного двора.

Именно туда я собственно и направлялся, поскольку там была дыра в заборе, наиболее близкая к моему дому.

Я осторожно обошёл хозяйственный сарай и увидел, что Цацкин избивает новичка — пацана, который пришёл к нам в класс буквально пару недель назад, а двое его дружков стоят рядом и подзадоривают. Один из них лениво глянул на меня и тут же отвернулся, видимо решив, что большего внимания я не заслуживаю.

— Иди дальше, — шептало мне моё благоразумие. — Дома тебя ждёт компьютер, диван, телевизор, ты ведь только вчера купил диск с новой игрушкой, она ведь ждёт тебя свежезаинсталенная — только и стоит нажать «Старт гейм» и у тебя будет новый мир, в котором-то ты уж наверняка станешь самым сильным и победишь всех.

Но то видимо был плохой день для моего благоразумия.

— Отпусти его! — Сказал я дрожащим голосом Цацкину, который пытался накормить новичка травой.

— Чееегооо? — опешил тот.

Гопники стояли и с интересом ждали что же будет дальше.

— Иди куда шел, а то и тебе достанется, — добавил Цацкин и продолжил заниматься новичком.

— Вот-вот, — снова взялось за своё благоразумие. — Тут всё-таки не коридор школы, даже если тебя Цаца убьёт и оставит валяться на этом месте, то тебя найдут в лучшем случае через несколько дней.

К своей вящей радости я обнаружил, что мои мышцы не слушают голоса разума и ведут меня к Цацкину, который увидев внутреннюю борьбу на моём лице встал и с ухмылкой ждал когда я подойду.

— Нехорошо как-то — втроём на одного, — сказал я.

— Тю, а где ж ты видишь, что мы втроём на одного? — заржал Цацкин. Мы тут один на один, а для тебя от меня и половинки хватит.

Тем временем, я накрутил себя, вспомнив, как с год назад сам на этом же месте ел траву, а эти же двое подонков стояли по бокам и радостно смеялись. Вспомнил я и про многочисленные подножки и про обидные слова, сказанные Цацкиным за несколько лет учёбы с ним. Вспомнил и про то, сколько раз он забирал у меня ту мелочь, которую давали родители, пока я не перестал приносить деньги в школу. И когда я, наконец, вспомнил лицо Таньки, разговаривающей с Цацкиным и улыбающейся при этом, я отстранённо понял, что мой сжавшийся кулак уже летит в лицо Цацкину и его уже ничем не остановить.

Опыта в драках у меня было немного, да и боксёр из меня никудышный. Поэтому, если мой выпад и произвёл действие на Цацкина, то скорее потому, что он никак не ожидал от меня нападения. Схватившись за скулу, он дал мне возможность для второго удара, чем я и поспешил воспользоваться.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: