4. Небо моё

4. Небо моё

г.Бломан, 985 м

Если я верю — значит, это существует? Так просто?

На северном берегу озера стояло круглое жилище, целиком обложенное дёрном, с пристроенными деревянными сенями, тремя маленькими окнами на разные стороны света и каменным дымоходом, из которого к небу поднимался дымок. Перед домом — мощный снегоход и уличный камин в окружении больших плоских камней, очевидно, служащих в качестве столешниц и лавок. Позади — амбарчик для хранения продуктов на высокой ноге и с приставной лесенкой, чтобы животные не добрались. А за амбаром, почти у самой воды, была установлена небольшая вежа, укрытая брезентом. Южный берег озера в одном месте круто повышался, и там, на самом краю, стоял сейд — точно такой же, каким он был на январском Празднике встречи солнца.

Из дома вышел высокий седой старик в светлой малице. К его ногам жалась крупная чёрно-бурая лиса с янтарными глазами и белоснежным кончиком хвоста. Старик, щурясь от солнца, обратился к своим гостям на саамском языке. Медведев, даже если бы и владел саамским, ничего бы не услышал и не разобрал: в ушах у него звенело, а перед глазами плавали разноцветные пятна. Последние сто метров подъёма дались ему нелегко. Он никогда раньше не страдал горной болезнью, да и вообще был здоровым человеком, но сегодня с самого утра на него накатывали приступы дурноты и головокружения.

— Ларс, что он говорит?

— Он говорит, что ждал меня одного. Спрашивает, зачем ты сюда пришёл?

Зачем он сюда пришёл? То, что на востоке не было никакого Тромсё, мобильный и спутниковый телефоны не работали, а на вызов по рации отвечал только капитан Нюсто со своей «Саги», Медведев выяснил ещё сотней метров ниже, когда они поднялись достаточно высоко, чтобы оглядеть местность. Решение идти на вершину к сейду принял Ларс. Медведев не захотел отпускать его одного.

— Спроси у старика, где люди? И откуда он сам здесь появился... — он зашатался и рухнул на каменную лавку.

Пятна перед глазами превратились в разноцветную карусель, которая закружила его и заставила беспомощно завалиться на камень. Он ещё слышал сквозь звон в ушах обеспокоенный разговор Ларса и старика, но уже не разбирал ни слова. Его подхватили с двух сторон чужие руки и внесли в дом, где сильно пахло дымом и оленьими шкурами. Последнее, что увидел и почувствовал Медведев, — старик из своей горсти насыпал ему в рот чёрных подмороженных ягод, пресных и водянистых. У него ещё пронеслось в голове, что это же несъедобные ягоды, он видел такие в тундре — и тут он отключился, словно упал в ледяные объятия Норвежского моря.

***

В марте часто штормило. Шторма они пережидали в бухте рыбзавода на Венгсо. При крепком ветре тралили под прикрытием островов — здесь у волны не было возможности разогнаться выше полутора метров, но и рыбы поднимали мало. А на банку в открытое море выходили, только если ветер не превышал двадцати узлов: капитан не хотел повредить оборудование.

Пока погода позволяла, работали много — едва освобождали трал от рыбы, тут же снова его вымётывали и спешили обработать улов. Через день-два выгружали треску на завод, заправлялись топливом и возвращались обратно к большому косяку. Путина была в самом разгаре, норвежские и русские траулеры паслись у косяка, забирая от него в сети столько, сколько могли.

Часто рыбаки рисковали, тралили при свежем ветре, и пример одних провоцировал других не прятаться за островами. Каждый день, каждый час — это деньги, на которые семьи рыбаков будут жить целый год. Анте Нюсто опытный капитан, без нужды не рисковал, но ловили круглосуточно, и команда выматывалась. Правда, никто не жаловался. В свободное от вахты время Нюсто и Медведев присоединялись к общей работе.

Уже сдав вахту Анте, Медведев задержался в рубке, чтобы посмотреть, как выбирается трал, — казалось, будто гигантский сетчатый питон вползал на палубу через кормовой слип. Траулер грузно переваливался то на правый, то на левый борт, хотя качка была несильной. Уже неделю погода была неустойчивой: штормовые снежные порывы ветра сменялись солнечным штилем, и так до десяти раз в день. Целая стая крикливых чаек кружила над рыболовом, рассчитывая поживиться дармовой рыбой. Боцман управлял лебёдкой, а четверо матросов в оранжевых комбинезонах работали по двое с разных концов слипа. Медведев заметил, что трал под собственной тяжестью перегнулся и затормозил работу лебёдки. Её натужное гудение послышалось даже в рубке.

Медведев, не одеваясь, прямо в свитере и джинсах, вышел на палубу, запрыгнул на трал и зашагал по нему в сторону кормы. Сделал знак матросам, и те подали ему металлический трос с крюком на конце. Надо зацепить трал ближе к хвосту и приподнять его. Тогда лебёдка заработает снова.

Ему пришлось выйти по тугому и скользкому тралу за пределы кормы. Балансируя над водой, как акробат, он дотянулся до петли в месте перегиба и продел в неё крюк. Он уже повернулся спиной к морю и махнул Йохану, что можно включать лебёдку, как резкий порыв ветра качнул судно, ноги поехали по переплетению мокрых тросов, и Медведев упал, тяжело ударившись затылком о верёвочный узел.

Он медленно соскользнул в воду.

Он был в сознании, когда над его головой сомкнулись волны Норвежского моря. Успел задержать дыхание, но был сильно дезориентирован. Ему казалось, он висит в голубом космосе, где нет ни верха, ни низа, и только крошечные пузырьки воздуха кружатся у лица, а в ушах шумит собственная кровь.

Медведев пытался толкнуться и выплыть, но космос обманывал и обжигал, а ноги не слушались, парили в невесомости. Лёгкие требовали воздуха, подступавшая паника сжигала кислород в крови. Он замерзал и падал в чёрную пустоту, когда вдруг услышал тихий далёкий всплеск и подумал, что в воду кинули спасательный круг, но он ошибался, потому что и представить не мог, что кто-то прыгнет в море вслед за ним.

Он увидел Ларса, — оранжевый комбинезон, светлые волосы вокруг лица, — и догадался, в какой стороне поверхность. Дёрнулся навстречу, но оцепеневшее тело не слушалось. Последний воздух вырвался изо рта, лёгкие судорожно сократились. Ларс мощными гребками сквозь толщу воды приблизился, протянул руку и поймал расслабленную ладонь. Рванул на себя, вытаскивая его из ледяных объятий моря и небытия. Несколько долгих, как сама вечность, секунд всплытия, боль в груди и мучительно-яростная борьба с собственным телом — и наконец долгожданный вдох, и солнце бьёт по глазам, и громкие крики радости на траулере.

***

г.Бломан, 985 м

Медведев жадно, будто задыхаясь, втянул в себя воздух и очнулся. В голове ещё шумело, но способность думать вернулась. На полу, застеленном шкурами, Ларс играл с пушистой лисой, пытаясь её повалить и шёпотом скандируя: «Это небо — моё, это чудо — моё». Медведев потянулся и дёрнул за проводок от наушника:

— Эй! Долго я валялся?

— Часа два. Не вставай резко.

Ларс взял со стола кружку, налил туда кипятка из чайника и протянул Медведеву. В кипятке плавали крупные чёрные ягоды.

— Что это за отрава?

— Это медвежьи ягоды, — Ларс широко улыбнулся. — Для штурмана Медведева.

— Отличная шутка. Они хоть съедобные?

— Ну конечно! Просто невкусные. Но хорошо помогают при головокружениях и судорогах — лечебные ягоды. Пей, тебе станет немного лучше.

— Не знаешь, почему мне так плохо?

— Потому что ты находишься в месте, про которое думаешь, что его не существует, — с трудом подбирая слова, ответил Ларс, — в которое не веришь.

— А можно без загадок?

— Мы в Верхнем мире, Алекс.

Ларс глянул куда-то за изголовье кровати, и Медведев, проследив его взгляд, увидел старика саама, сидящего за грубо сколоченным столом и пьющего, судя по аромату, кофе из большой закопчённой кружки. Его запавшие глаза сверкали абсолютной чернотой.

— Мы в гостях у Хозяина северного сияния, — добавил Ларс.

— Допустим, — ответил Медведев, не желая спорить на старую тему. — А куда делись остальные люди? Где город, где завод?

— С ними всё в порядке — это мы куда-то делись. А в Среднем мире, где живут люди, всё по-прежнему.

— Мы можем туда вернуться?

— Да, когда стемнеет. Хозяин зажжёт алое сияние и траулер выйдет в море.

— Прекрасно. — Медведев сел на кровати, опустив ноги на пол. — Скоро закат, собирайся, мы спускаемся.

— Ты спускаешься один. Я остаюсь здесь.

***

Он выглядел таким спокойным и уверенным в себе. Чёрно-бурая лиса всё ещё подпрыгивала перед ним, падая на спину, и он запускал обе руки в её густую шерсть и ласково трепал доверчивое животное.

Но два часа назад он не был таким умиротворённым. И хотя Ларс сразу и безоговорочно поверил старику Свену, когда тот заботливо уложил Медведева на оленьи шкуры и начал разговор, сердце его билось отчаянно быстро. Он был как ребёнок, к которому на Рождество приехал Санта Клаус собственной персоной. Это не было странно, удивительно или неожиданно — это было радостно.

Свен сказал:

— В Среднем мире, откуда ты пришёл, важно, во что веришь ты. А в Верхнем мире важно только то, что верят в тебя. И больше ничего.

Эти слова упали в сознание Ларса, и он почувствовал их истинность.

Свен сказал:

— Я слишком стар. Я устал быть Хозяином северного сияния. Я просил кого-нибудь прийти и отпустить меня, и пришёл ты.

И Ларс вспомнил, что слышал эти тихие просьбы, когда смотрел в сияющее небо, — только он не понимал их тогда.

Старик сказал:

— В день летнего солнцестояния я передам тебе свою власть, если ты будешь готов. И после этого для тебя не будет пути обратно.

Ларс спросил:

— Подожди-ка, Свен, а что значит быть готовым? Научиться зажигать северное сияние?

Старик рассмеялся:

— И это тоже, мой мальчик, но быть готовым — это значит без сожалений расстаться со своей человеческой сущностью, со всем, что привязывает тебя к Среднему миру. Ты должен перестать быть человеком прежде, чем стать духом.

Но некоторые вещи прочно привязывали Ларса к Среднему миру! Насколько крепка эта связь, он не знал, у него не было шкалы, чтобы измерить силу своих желаний и привязанностей. Он счёл нужным сообщить Свену, что не сможет жить без музыки, а зарядки в мобильном телефоне хватает лишь на два дня — и что делать потом? Без музыки нельзя. И, если он тут останется, нужно соорудить лодку, чтобы ловить рыбу и плавать с одного острова на другой. А ещё он хотел бы построить удобный дом, если получится раздобыть брёвна. Эта древняя лачуга слишком мрачная!