4

В Петербурге, недалеко от Литейного проспекта, были две тихие улицы — Фурштадтская и Сергиевская. По мим не проходило трамвайных линий, сюда не допускались ломовые извозчики. Деревянная торцовая мостовая делала почти бесшумной езду автомобилей и экипажей. Здесь в особняках жило родовитое русское дворянство, а в солидных красивых домах снимали многокомнатные квартиры банковские воротилы и биржевые тузы.

В одном из таких домов второй этаж занимала петербургская контора фирмы «Сандэрс энд Родерс», которая управляла из столицы Российской империи заводами и рудниками, находившимися на Урале. Яростно конкурируя с другими иностранными фирмами и стремясь играть в промышленной жизни России главенствующую роль, «Сандэрс энд Родерс» непрестанно изыскивала к этому наиболее эффективные пути, исходя из принципа — цель оправдывает средства. Поэтому в министерствах и ведомствах, имеющих непосредственное отношение к промышленности, фирма имела верных людей. Они постоянно держали ее в курсе важных дел. Это обходилось фирме в изрядную сумму, но, как говорится, игра стоила свеч.

Так однажды попала на Фурштадтскую улицу копия записки инженера Таганцева «Об использовании неизведанных недр», расцененной начальством как вымысел провинциального чудака и положенной под сукно.

Но в конторе «Сандэрс энд Родерс» к ней отнеслись иначе. Срочно подробная информация ушла из Петербурга в Нью-Йорк. Вскоре был получен лаконичный ответ: «Тщательно проверьте факты Таганцева. В случае подтверждения немедленно реализуйте».

Выполнить щекотливое поручение доверили Роману Захаровичу Соловову, не только знающему и энергичному горному инженеру, но и весьма ловкому человеку, пользующемуся особым доверием одного из шефов общества.

В случае успешных переговоров с Таганцевым пребывание Соловова на Урале должно было затянуться. Поэтому он выехал туда с семьей.

И вот зимой в городе появился инженер Соловов с женой Татьяной Аполлоновной.

Соловов тщательно разузнал все, что касается Таганцева, и, составив о нем вполне ясное представление, решил действовать не спеша и осторожно. Неверный шаг — и дело испорчено. Прежде всего необходимо познакомиться с Таганцевым. И лучше лично, не прибегая к посредникам. Но как это сделать?

Соловов обдумывал различные варианты и, наконец, остановился на одном, как ему казалось, самом верном.

Его старший сын Вадим еще заканчивал дипломный проект, а Роман Захарович, благодаря обширной протекции, уже приготовил ему отличное место в правлении синдиката «Продамет», объединяющего металлургическую промышленность юга России. И вдруг он объявил Вадиму, что придется покинуть Петербург и поступить на казенный завод. Вадим заранее предвкушал, как, обладая солидным положением и соответствующим окладом, шикарно заживет в столице, а тут неожиданный приказ отца обрекал на скучное прозябание в провинции. Вадим попытался возражать, спорить, но Роман Захарович был неумолим. Крупная операция, затеваемая фирмой «Сандэрс энд Родерс», в перспективе куда выгоднее для Вадима, чем служба в «Продамете».

— Петербург не уйдет. А практика на заводе полезна для будущего.

Итак, предлог для визита к Таганцеву найден: совет и помощь в устройстве Вадима на завод.

Расчет Соловова оказался верным. Вопреки тому, что говорили о крутом нраве Таганцева, Ростислав Леонидович оказался весьма любезен. В беседе выяснилось: они имеют общих знакомых по студенческим годам. Вспоминали различные курьезные истории и расстались почти друзьями.

Вадим начал работать на заводе в непосредственном подчинении у Таганцева. А вскоре между двумя семьями установилась тесная связь. Вадим долго не мог примириться с тем, что основательно застрял в этом провинциальном городе и вынужден чуть свет вставать и ехать в поселок на работу, казавшуюся смертельно скучной. Единственное утешение, что отец ничего не делает зря. Значит, надо страдать ради какой-то пока еще скрытой от Вадима, но несомненно важной цели. Когда она будет достигнута — надобность в пребывании здесь минует и наступит желанное возвращение в милый сердцу Петербург! А пока? Пока приходилось терпеть. И Вадим втянулся в работу. Он аккуратно выполнял свои обязанности — особенно, если это касалось поручений Таганцева. Постепенно молодого Соловова стали считать способным, подающим надежды инженером.

В это время Ася заканчивала гимназию.

Вадим часто ходил с ней в оперу, на концерты в общественное собрание, иногда они вдвоем катались на коньках. Несколько раз Ася приглашала Вадима на гимназические балы. Подруги с нескрываемой завистью смотрели, как Ася танцует с интересным инженером, манеры которого сразу выдавали в нем столичного человека. Асе, конечно, льстило, что на них обращают внимание, и она, кокетничая, принимала покровительственные ухаживания Вадима. Как-то в праздничный день Татьяна Аполлоновна и Варвара Лаврентьевна, обходя гостиные ряды, заметили Асю и Вадима, стоявших возле оперного театра и читавших афишу. Вадим держал Асю под руку, и они оживленно разговаривали.

Татьяна Аполлоновна многозначительно улыбнулась.

— Ну чем не жених и невеста?

Варвара Лаврентьевна, ранее не придававшая значения тому, что их дети бывают вместе, запомнила эту фразу и потом всякий раз, когда Вадим заходил к ним домой, придирчиво оценивала: а и впрямь, пожалуй, верно.

Роман Захарович получил уже несколько писем из Петербурга. На Фурштадтской интересовались, в каком положении дело Таганцева. Но Соловов, как опытный охотник, не торопился. Он хотел бить наверняка. Роман Захарович как бы невзначай, при каждой встрече вызывая Таганцева на нужный разговор, постепенно узнавал новые подробности. Оставалось перейти к главному.

Но как раз когда долгожданный решающий момент должен был наконец-то наступить, Роман Захарович однажды на улице почувствовал себя дурно. Его привезли домой, где он, не приходя в себя, скончался.

Неожиданное горе, постигшее семью Солововых, еще более сблизило Асю и Вадима. Они теперь виделись каждый день. На смену прежнему снисходительному отношению к смуглолицей гимназисточке, незаметно превратившейся в интересную девушку, пришло новое чувство. Он не сразу понял, что это не быстро проходящее увлечение, а любовь. И, поняв, стал смотреть на Асю восторженно и восхищенно. И даже маленький рост, делавший ее похожей на подростка, придавал Асе, как казалось Вадиму, еще большее обаяние.

Шутливое предположение, высказанное Татьяной Аполлоновной, начинало, кажется, сбываться. Многие всерьез считали Вадима Соловова женихом Аси.

Сперва Ася, узнав это, сердилась. Потом ей стало смешно. И она сама часто шутя говорила Вадиму: «О! Мой будущий супруг!» Но прошел год, потом второй, и, привыкая все больше к Вадиму, Ася сама стала относиться к этим разговорам серьезно.

И вдруг приехал Сергей! Едва Ася увидела его, больного, в горячечном бреду, не похожего на себя, — все, что казалось уже продуманным и решенным, разлетелось, как разлетается карточный домик от одного чуть заметного дуновения.

Обедать не садились, пока не пришел Прохор.

Растирая все еще побаливающую поясницу, Прохор, прежде чем сесть за стол, рассказал, что дела на фронте ухудшились. Наступление белых продолжается… В здании театра было собрание коммунистов города. Единогласно решили ввиду серьезности положения создать районные партийные дружины, переведя большинство коммунистов на казарменное положение. На этом собрании секретарь горкома предложил Прохору сесть в кабинет управляющего и руководить заводом.

— Я отказываться: мол, товарищ секретарь, институтов не кончал. Грамоту и ту плохо знаю. А он и слышать ничего не хочет. Говорит: «Товарищ Пылаев! Мы на Урале первыми погнали капиталистов, сделали заводы народными. А холуи господские попрятались, как тараканы. Болеют! Думают: ни черта у рабочих не получится. А ты как красный директор докажи, на что способен рабочий класс!..» И тут же добавил, что я отвечаю за эвакуацию завода.

— Значит, будете вывозить? — переспросила Варвара.

— Будем! — Прохор стукнул кулаком по столу.

— Ну, а ты, отец, понимаешь, что завод вывозить надо? — поинтересовался Сергей.

Прохор посмотрел на него и ответил не сразу: