– А что станет с нами, с людьми?
– Мы какое-то время сможем пожинать плоды их открытий, но жить будем, так же как и сейчас, в комфортной зоне резервации, не выходя за этот, как ты выразилась, солнечный рубеж.
– А как правильно он называется?
– Внутренняя граница Солнечной системы называется Гелиосфера, – вздохнул он. – Это область объёма пространств, где происходит столкновение межзвёздной среды с набегающим солнечным ветром. Внешняя гравитационная граница нашей системы, откуда прилетают кометы, – это облако Оорта. Это всего лишь в одном световом годе от нас, в четверти пути до ближайшей звезды Проксима Центавра. При сегодняшних скоростях космических полётов, чтобы выйти за пределы облака Оорта, роботам понадобится не одно тысячелетие. К этому времени машины, предоставленные сами себе и не зависящие от нас, начнут мыслить как самодостаточные личности и, естественно, эволюционируют. На Земле квант чипы, конечно, не взбунтуются, но в далёком космосе мы утратим над ними контроль. Тогда-то и закончится эра органики и наступит новая – эра сверхразумных машин. А мы, люди, став заложниками трансгуманизма, тоже эволюционируем, и превратимся в хомо интеллектуалов. Со временем, если, конечно, мы раньше сами себя не уничтожим, нас как исчезающий вид органической жизни машины смогут по оцифрованному геному воссоздавать и расселять в далёких звёздных системах. Но всё равно колониальные расы людей будут жить вдали друг от друга, отделённые от подобных себе десятками световых лет, на правах генетических питомцев. Ну, почти как в зоопарке!
Майя заворожённо слушала, не решаясь вставить слова. Под конец она растерянно промолвила:
– Всё так ужасно?!
– Расслабься, – усмехнулся он, – нам пока паниковать рано. Это всего лишь один из сценариев технологической сингулярности в теории развития будущего человечества. Я просто в студенческие годы начитался заумных книг. Надо же было перед кем-то блеснуть интеллектом.
– Ну да, – кивнула она. – Пудрил первокурсницам мозги?
– Тогда это работало.
Спустя час на дисплее приборной панели, сопровождаясь звуковым сигналом, засветилось сообщение о вызове.
Турал ответил:
– Привет, Кидонцы!
– Привет, экскурсовод! – послышался прерывающийся голос Алекса. – Вы что, там заблудились?
– Нет, скоро будем. Едем по вашим следам, ветер их почти засыпал, едва видно.
– Да, утром было ветрено, но сейчас уже стихло, – подтвердил Алекс. – А у вас ветер дует?
– Нет, сейчас полный штиль, погода хорошая. Анемометр регистрирует только нашу скорость. Пыль потихоньку оседает, и видимость до горизонта. Как там насчёт маршрута, вы крюков не делали?
– Нет, Эмин вышел к модулю прямиком, довёз, как к себе домой. Он просил передать, чтобы ты ориентировался по АНС: проблем быть не должно. Только, когда увидишь скалистую гору с зазубренными вершинами, объезжай с востока. Он назвал её «Бешбармак». Сказал, что ты поймёшь. С запада наверняка короче, но там полно опасных глубоких трещин. Мы где-то в полутора милях севернее от горы.
– Хорошо, я так и сделаю. А что с модулем, что-нибудь нашли?
– Пока работаем, – выдал Алекс. – Эмин и Бернардо остались в модуле, а мы с Джорджем принесли изъятый бортжурнал, видеокамеру и самописец. На самописце радиомаяк молчит. Роберт нам с самописцем работать запретил, но Эмин в модуле проводит диагностику систем управления, и уже вырисовывается предварительная картина катастрофы. Судя по косвенным данным, после потери связи неуправляемый модуль хаотично кружился в атмосфере с включённой второй ступенью.
– Баки второй ступени пустые? – поинтересовался Турал.
– Да, пустые. Как и предполагалось, это был электромагнитный импульс. Он вывел из строя автоматику стабилизации полёта, бортовые компьютеры и большую часть дублирующих систем. Эмин выяснил, что аварийная система спасения экипажа сработала частично: твердотопливный двигатель катапультирования капсулы отстрелен, и парашют раскрылся. Но пиропатроны, которые должны были отделить корпус второй ступени от капсулы, не сработали, и это обстоятельство не позволило раскрыть на капсуле посадочные надувные амортизаторы. Взлётный модуль на момент касания с поверхностью находился в вертикальном положении, и при столкновении деформировалась только вторая ступень, капсула критических повреждений не имеет.
– Вторая ступень достаточно тяжёлая, и при таком раскладе основной парашют погасить скорость не мог, – сделал вывод Турал. – А если при этом работал двигатель и модуль кружился, то он, обязательно парашют спалил; надо проверить парашют. Вам скорость падения рассчитать удалось?
– Точно – пока нет, но приблизительно на момент столкновения скорость была более пятидесяти метров в секунду.
– Это много, – вздохнул Турал.
– Достаточно много, – горечью произнёс Алекс. – У них шансов не было – экипаж распластало на месте! Даже перегрузочные кресла, не выдержав удара, развалились. Мы извлекли тела, уложили перед модулем. Я видел много смертей, но взглянув на их лица, врагам такого не пожелаю. Надеюсь, они долго не мучились. Я только одного не пойму – как после аварийного спуска они собирались вернуться? Ведь спасать их было некому, и «Хижина марсиан» тоже далеко.
– Они бы просто ждали несколько солов, – разъяснил инженер. – На такой случай с орбитальной станцией был состыкован другой взлётный модуль. Он предназначался для подъёма с поверхности через четыре года следующей экспедиции. После аварийного спуска капсулы они должны были отправить сигнал, и для эвакуации в район их места посадки с орбитальной станции был бы выслан и посажен в автоматическом режиме этот взлётный модуль.
– Ясно, – сказал Алекс, – подожди секунду.
После продолжительной паузы послышался его хохот. Как будто это был не тот человек, который пару минут назад чуть ли не в слезах рассказывал о катастрофе.
– В чём дело? – спросил Турал.
– Камера, – ответил Алекс, – мы нашли её в капсуле. Этим материалам цены нет! Джордж показал мне запись. Ты слышал о марсианском пари?
– Да, слышал. Кажется, россиянин с каким-то олигархом заключили пари на большие деньги. Только говори без выражений, я не один, – предупредил Турал, посмотрев на Майю.
– Хорошо; так вот, у русских космонавтов есть традиция: перед взлётом они, уже облачённые в скафандры, орошают колесо автобуса, который должен их везти на стартовую площадку. Он поспорил с одним бизнесменом, что проделает тот же трюк перед стартом модуля – прямо здесь, в условиях, близких к вакууму. Представляешь, он выиграл! Кто-то из астронавтов снял этот момент на камеру, запись сделана накануне перед взлётом. Здесь отчётливо видно, как он отливает на колесо планетохода в поднимающемся тумане пара. Никто не верил, что этот фокус можно проделать без разгерметизации скафандра, а он сумел. Знаешь как? Не догадаешься: он вывел шланг мочеприёмника от стартового скафандра наружу и надел на него зажим-регулятор от капельницы!
– Ну что же, примите наши поздравления, – усмехнулся Турал. – Вы сделали великое открытие!
– Спасибо, – раздражённо бросил Алекс. – Ну, мне болтать некогда. Приезжайте, сами увидите.
– Скоро будем. До связи, – ответил Турал.
К вечеру, проехав ещё полторы сотни миль по пустынной равнине, Турал начал сбавлять скорость, в итоге остановил ровер.
Майя, весь последний час копавшаяся в коммуникаторе, вопросительно подняла взгляд:
– В чём дело?
Турал неотрывно глядел перед собой.
– Ты видишь то же, что и я? – встревоженно спросил он.
Сквозь марево нагретой атмосферы, поднявшейся над равниной, виднелись два объекта приплюснутой треугольной формы. Они зависли в небе, будто бы паря над горизонтом.
– Это ведь они, – промолвила она, – те горы в Долине царей? Но как мы здесь оказались? Мы что, сбились с курса?
– Нет, мы ехали правильно, – задумчиво произнёс Турал. – Не думал, что здесь такое возможно. Иногда утром или вечером, в условиях температурной инверсии, когда верхний слой атмосферы оказывается теплее, чем нижний, происходит аномальное преломление света, и можно наблюдать сверхдальний мираж. Эти горы в действительности находятся далеко за горизонтом в Долине царей. На станции считают, что где-то там находится источник электромагнитных импульсов.