Ханк затруднялся признать правду. Это сновидение – пробужденная совесть. И все же мутант ее озвучил, такую, какой она была. Как бы тяжело не приходилось не существующей Эллен, все, что ей придется сделать – понять друга, смириться с его правдой.

- Ты скрасила несколько лет моей жизни, а не просто прожила их со мной. Скрасила годы, проведенные в команде самых отважных землян, не прося взамен ничего. Без единого сомнения, они казались бы мрачнее без тебя. Без твоей дружбы, без поддержки… - Ханк коснулся пальцами ее белоснежных щек, - Без твоего лица. Ты, конечно, много для меня значила и, самое главное, значить продолжаешь - но не обошлось без “но”, - Но… - Ханк посмотрел на Гранда и лбов, что пережевывали с ним набившую оскомину тему установки боеголовок на берегах стран, сотрудничающих с Америкой, - Но он для меня – все. Он помог мне освоиться в жизни. Без него я бы все еще куковал в клетке, терпел пренебрежительность, мирился бы с наглостью людей, с их неспособностью взглянуть на противоположное человеческому.

- Пожалуй, мне стоит повториться – Эллен продолжила говорить с нахлынувшим сожалением, но, отнюдь, не с ненавистью, - Я не держу зла.

- Уверена?

- Ты волен выбирать, кому быть верным.

Ханк исконно вел себя немудро: пересмотр планов, заключающийся в неустранении Эллен, он находил слишком деликатным. Он счел невозможно убить ближнего, когда это якобы требуется, слабостью, подобной стадному инстинкту.

Недальновидность стоила ему Эллен, так же она призвала совесть, которая с каждой прожитой минутой терзала все с большим упорством.

Он пытался ее отпустить, но не выходило. Не взирая, на стадность, уплывал навстречу мечтаниям, словно возвращался в прошлое…

- Значит, наша химия отныне будет проходить только в рамках моего воображения? И ты не вернешься,

никогда-никогда?

Эллен сказала еле слышно, так, чтобы услышал только он – ее убийца.

- Почему? Я буду являться во снах. Как наваждение.

- Во всех ли? То есть, в каждом ли моем сне мы будем миловаться?

- В тех, что чередуются с сексуальным возбуждением.

Ханк был готов просить прощения, пусть даже предполагая (во сне знать точно невозможно, как и нереально помнить правду, ведь сон не явь, это разные вселенные), что не у кого и поздно.

Он был готов…

- Прости. Тот мой поступок разумно счесть слабостью, если хочешь видеть во мне кого-то больше, чем просто убийцу, комплексами загнанного в яму.

Смех Эллен, проходящий через фильтр чудесных воспоминаний, казался симфоническим оркестром радости, поджигающим погаснувшую свечку.

Дернувшись, Ханк проснулся. Посреди ночи. Как только веки распахнулись, грешник обнаружил себя в липком поту. Проявились и первые признаки тревоги – учащенное сердцебиение; игра глазами в светофор; ощущение, что тебя выкинули в море.

Лэтс отсутствовал в номере, значит, куда-то уехал для разрешения нагрянувших забот.

“Я вдыхаю в былом чуждый воздух Рима. Он прекрасный, такой неповторимо чистый, что даже я, попытавшийся отвернуться от жизни, от мира, смог им насладиться”

Ханк поднялся с кровати, снял с себя пропитанную потом, давно нестиранную футболку, неуверенными медленными шагами добрался до подоконника, настежь открыл окно и взглянул на Рим.

“Я бы мог не убивать, руша и рушаясь, как личность, но на дворе времена, когда каждый, кто обладает суперсилой, убивает. Я должен иметь максимальную близость с толпой. Это - залог выживаемости”

Изумляющий вид временно отстранил скопившуюся грусть. Так на приезжих влияла Италия – внушала надежду, что

когда-нибудь, не прямо сейчас, не сию секунду, все изменится к лучшему, боязнь будущего улетучится.

Ханку уже не терпелось пройтись по ее улицам, побыть в гордом одиночестве и подумать,

над тем, что сейчас важнее всего…

Глава 14 – шпионаж.

Тысяча девятьсот девяносто пятый год. Украина.

В непримечательной глухомани, в самом центре леса, где с недавних пор обитали неведомые людскому миру зверушки, которых местные по привычке обзывали “мутантами”, располагалась тюрьма для одичалых скитальцев. Для мутантов.

Полулюди-полуживотные, что томились в ней по распоряжению правительства, отбывали там срок, как самые настоящие заключенные. Срок не за грех, не за преступление, а просто потому что они были иными.

Бесчеловечные вертухаи наслаждались, пиная, избивая несчастных мутантов. С утра до ночи не отходили от клеток наиболее слабых из заключенных и проводили соревнования, кто сильнее “опустит” урода.

В коридорах, как, собс-но, и в помещениях для заключенных, правила запущенная антисанитария: грязные стены, на некоторых, кроме грязи, была засохшая кровь; немытые полы; треснутые потолки. Лишь кабинет главы, разжиревшего экс-ДПСника, мог похвастаться приличием и ухоженностью.

Утром мутантам раздавали паек. Персонал делал это всегда с неохотой и раздражительностью. Бывали случаи, терпение надзирателей заканчивалось, и кто-то оставался без порции. Как, например, сегодня, в морозный декабрьский день…

Толстый надзира с двумя подбородками и огромным прыщом на лбу, который, вроде как, начинал распухать и нуждался во вмешательстве хирурга, вероятно, в удалении.

Выстроившиеся в очередь уродцы по одному подходили к жирдяюшке и получали две наплевательски брошенные на тарелку столовые ложки каши сомнительного качества.

Второй надзира, менее плотный, держал в руках карандаш и помятый блокнотик, устно перечислял имена заключенных. Отозвавшихся записывал в блокнот.

- Человек-муравей!

- Я! – послышалось из очереди.

- Человек-кролик!

- Я! – еще раз послышалось, только голос уже принадлежал другому уродцу.

- Человек-барсук!

- Я!

- Человек-крокодил!

- Я!

- Человек-аист!

- Я!

- Человек-сопля!

- Я!

Затем Ханку пришла очередь якнуть.

- Ханк!

Но он не отозвался.

Жирдяй, равно как и его худенький коллежка, осмотрелись, но не нашли в толпе того, чье имя только что озвучили.

- Мать вашу, куда запропастился этот заносчивый сукин сын? – сказал худенький, выкинув блокнот в мусорное ведро, а убрав в карман карандаш, приказал расступиться и вернуться в камеры.

Раздача питания завершилась, толком не начавшись.

Через месяц.

Вернувшийся из отпуска, с жарких стран, глава тюрьмы припомнил Ханку побег, впустив к нему троих громил. Громил, которых воин без страха оперативно отправил в иной мир.

После этого случая к Ханку никто не прикасался, но и на волю выпускать не собирались. Воин без страха сидел в заточении до того дня, пока не познакомился с человеком, выпустившим его из этой вакханалии. Этим снизошедшим был не кто иной, как управляющий мультимиллиардной американской компанией, мистер Лэтс Гранд, позже потребовавший от Ханка взаимной выручки.

- Привет! – Гранд приплатил главе тюрьмы за длинное свидание с заключенным, вошел к Ханку, начал с юмора, - Моторная координация – шик! Другие параметры, надеюсь, не отстают?

- Откуда вы знаете про координацию? – спросил заключенный, - И кто вы?

- Простой смертный! – сказал незнакомец, - А знаю, потому что поговаривали, что где-то там, на богом униженной территории бывшего СССР, слоняется непризнанный мастер боя на мечах, хладнокровно заваливший двадцатку невоспитанных пней! – и присел к мутанту на койку, - Ты ли это?

Ханк же привстал, подошел к зарешеченному окну, посмотрел на нешуточно разыгравшуюся метель.