— А он не к звёздным системам послан. К точке. К тому месту пространства и времени, где родилась наша вселенная.
— К точке сингулярности?
— В планетах, в каждой, заложена, как и в каждом человеке, собственная вселенная и встроен ключ-предохранитель от коренных перемен. И когда меняют изначальность планеты, меняют целенаправленно и методично, он срабатывает. Мне кажется, все планеты нашей вселенной связаны с точкой зарождения существующего континуума: светом, гравитацией, излучениями — не знаю, уходящими в глубины прошлого и надвигающегося будущего. Ведь вселенная — единый организм. Точка сингулярности, в ней и прошлое, и настоящее, и будущее. Поэтому, да, к точке сингулярности.
Даша долго смотрела на меня, потом вздохнула.
— Ещё один космогонист… — по-моему, она хотела добавить: «На мою голову», но сдержалась. — Пока такой сигнал дойдёт, существование вселенной завершится.
Я сказал торопливо:
— Нет, если представить связь точки сингулярности с космическими объектами посредством чёрных дыр… вернее, чёрных проколов…
— Какая связь? — удивилась Даша. — И откуда ты взял чёрные дыры?
Я помолчал, собираясь с мыслями. Не дождавшись ответа, девушка подёргала меня за рукав.
— Ну? Какая связь, Илай?
Ладно.
— Но учти, всё это отдаёт мистикой, — предупредил я.
— Лишь бы не маразмом!
Смейся, смейся.
— Я исхожу, что все мы — дети нашей вселенной и в чём-то подобны ей, поэтому большой взрыв ассоциируется у меня с рожающей матерью, которая лелеет и любит своё дитя — вселенную в нашем случае. И следит за взрослеющими детьми, как и любая мать.
— Я правильно поняла: ты хочешь сказать, что чёрные дыры это «глаза» вселенной, которыми она следит за всем, что происходит.
Я так не думал, но возражать не стал.
— Почему нет. Но я хочу сказать о другом. Я считаю, что каждая чёрная дыра связана с ближайшим сегментом космоса, с космическими объектами в виде планет или солнечных систем, галактик…
— А почему не с пространством или излучениями? — осведомилась Дарья. — Почему именно с планетами?
— Потому что они — носители жизни. Не места возникновения — откуда взялась жизнь, мы пока не знаем, — а именно носители. Я имею в виду нашу Солнечную систему, — предупредил я готовую уже возражать девушку, — поскольку никакой другой жизни здесь нет. Ни кремниевой, ни электрической, ни газовой, ни плазменной. В других сегментах — возможно, но не здесь.
— По-моему, отдаёт антропоцентризмом, Илай!
— Ничего подобного! Просто я считаю, что планеты живые, и они связаны с колыбелью мироздания через Чёрную дыру, а с самой чёрной дырой модулируемым планетами сигналом, этаким К-синапсом.
— К — это…
— Космический.
— Очень научно, — фыркнула Даша.
— Так я и не претендую. К-синапс моделируется в исключительных случаях, когда планете грозит полное изменение или гибель. Это не сигнал о помощи, просто извещение о перемене. И предпосылки к нему зародились ещё задолго до прокола в шахте.
— Ты имеешь в виду Марс?
— Да. Кстати, ты помнишь, запасы кислорода, которые нашли штолен-проходчики? Так вот, кислород есть, водорода нет. А для воды водорода нужно вдвое больше, как говорится, H2O. Я считаю, что водород ушёл в топку ядерного синтеза по созданию К-синапса. И этому здорово поспособствовала марпоника, чей процесс прорастания вглубь почвы связан с работой террамодуляторов, основанной на похожем ядерном синтезе.
— Угу, и никто ничего не заметил, — кивнула Даша.
— Да, потому что сигнал формировался внутри Марса, в его ядре. А при этом вашем проколе так совпало, что вырвался он прямиком в месте вахтового посёлка. Я нашёл внутри там дыру в почве планеты, которая исчезла наутро.
— Да не может быть! — съязвила эта марсианская вредина. — Целую дыру. Не чёрную, надеюсь?
Что тут ответишь?
— В общем, — подытожила Дарья, — ты, по какой-то причине, хочешь добраться до обломков «Дайны М» и для этого рассказываешь мне космогонические сказки, а я делаю вид, что верю. Хоть убей — не пойму: причём тут вообще чёрные дыры. Только не начинай снова, — быстро предупредила она. — Я уже слышала про странную материю. Или есть ещё аргументы?
Пришлось поцеловать. Давно хотелось.
— М-м… какой убойный аргумент, — пробормотала она немного погодя. — Часто им пользуешься?
Я постарался загадочно улыбнуться.
Даша развеселилась.
— И с этим я целовалась? Уй-ю… Ты похож на оголодавшего злодея. Придётся кормить. Идём обедать?
— Идём, — сказал я со вздохом, вставая.
Обед завершился довольно нежданно, но очень приятно. У девушки оказалось свободное время, у меня его вообще было невпроворот. И закончилось всё в итоге тем, что Даша сказала:
— А знаешь, ты меня убедил, как ни странно.
Она растянулась поперёк кровати, положив подбородок мне на грудь и легонько проводя по ней пальцами, словно рисуя невидимые завитушки. Было очень приятно и немного щекотно. Я чуть наклонил голову и поцеловал её в макушку.
— И не поцелуями! — Кажется, она покраснела, но не уверен, свет в номере был приглушён. — В самом деле, если вдуматься, ведь подготовка колоссальной цели — переселение народов на другую планету, свелась к рутинным дежурствам да посиделкам в барах по вечерам. Вроде бы и понимаю, что так и должно быть, в конце концов, но в космос я шла не за этим…
Она села — мне сразу стало холодно — и потянулась за лежащим на полу бельём.
— Сейчас есть только один доступный МОУ, который способен к функционированию. На остальные требуется разрешение либо руководства ИКП-2, либо Администрации, а они тебе его не дадут. По крайней мере, сейчас. Хотя, Лен тебя поддержит, наверное.
— И Хрулёв, — вставил я, с сожалением глядя, как исчезает под белым бюстгальтером упругая грудь, затем последовали трусики, майка.
Даша перехватила мой взгляд и засмеялась немного смущённо.
— Ну, у тебя вид! Словно навсегда прощаешься.
— Очень надеюсь, что нет, — сказал я сухо, и в свою очередь принялся одеваться.
— Не сердись! — Даша поцеловала меня и отстранилась. — Ты уж выбирай: или МОУ, или постель.
— А как насчёт постели в МОУ? — Я размяк.
Даша звонко засмеялась.
— Лишь бы не МОУ в постели! Но если тебе серьёзно нужен модуль, то надо поторапливаться, иначе его отправят в полёт согласно графику. И что говорил насчёт Хрулёва? Наш извечный скептик.
— Это хорошо, что скептик. Но меня больше волнует, сможет ли МОУ взлететь.
— Скорее всего, — она пожала плечами и шагнула к двери. — Лен сразу отправил наших механиков, едва получил мой сигнал. Я их видела. В модуле при посадке забило марпоникой внешние дюзы стартового двигателя, прочистить их не проблема при наличии техники.
Я смутился. Да, посадка была далека от идеальной.
— Продырявлен грузовой отсек с зондами. Это вообще мелочь. Ферропластиковым коагулянтом должно уже затянуть. Ну, и настройка автоматики.
— Вот и замечательно. — Я открыл дверь. — Ты сможешь собрать Хрулёва с Леном? Если Сергей вернулся, конечно. А я по дороге всё им объясню.
«По дороге» — это я поторопился. Объяснять, убеждать и спорить пришлось больше часа, и то, я был совсем не уверен, что убедил их. По-моему, они поехали с нами, чтобы приглядеть, как бы мы не наделали глупостей. Лететь с нами к обломкам ни тот, ни другой явно не собирались.
Мы вновь двигались по высеченной в стене дороге, только в этот раз слева была не непроглядная чаша мрака — колоссальный объём пустоты, завораживающий взгляд. За управлением устроилась Даша и вела кар намного быстрее, чем Лен. Машину трясло и подбрасывало время от времени при сильных порывах ветра, и тогда Хрулёв хмурился и бросал девушке: «Не лихач!» Та кивала, но скорость держала прежнюю. Сергей с Леном сидели на заднем сиденье и что-то высчитывали на наладонниках, перебрасываясь короткими фразами. Как я понял, проверяли мои расчёты.
Из каньона мы выехали намного быстрее; я и оглянуться не успел, как кар подкатил к администрации. Здесь мы разделились: меня и Дашу ждал Шмидт, а у Лена с Сергеем были свои дела.