Закрытая дверь модуля отсекала все ночные звуки снаружи, и внутри царила почти абсолютная тишина. Веки у меня стали смыкаться, и постепенно перед глазами поплыли какие-то красно-тягучие картины. Я снова летел среди обломков корабля и полз по шесту пробозаборника. Снова сгибался и разгибался гигантской гусеницей скафандр на погодном преобразователе. Вырывал ледяной ятаган, пришпиливший плечо, тянулся ко мне растопыренными пятернями и тряс так, что клацали зубы.

Я с трудом открыл глаза, ощущение было такое, что под веками устроилась парочка полотёров и работает изо всех сил. Оказывается, меня трясла Даша. Увидев, что я более-менее вменяем, она сунула мне пластиковую кружку с дымящимся кофе. Я отхлебнул. Потом ещё раз. В глазах постепенно прояснилось.

— Спасибо, — сказал хрипло.

— На здоровье, — откликнулась девушка, и засмеялась. Невесело. — Ну, у тебя и вид, сонный-сонный.

Я попробовал улыбнуться в ответ и спросил: — Как наши подопечные?

— Также, — Даша оборвала смех и помрачнела. — Надеюсь, медики им помогут.

Ладно! Я допил кофе и встал. Болезненно сморщился, потёр бок — спал неловко за столом. Пощупал отросшую щетину.

— Пойду, приведу себя в порядок, — пробормотал невнятно, и вышел наружу к соседнему модулю, где, как вчера обнаружил, располагались душевая и прочие удобства.

Спустя полчаса чистый, бритый и благоухающий я выбрался наружу и, прежде чем отправиться к Даше и больным, заглянул между модулями внутрь.

И оторопел.

Открытого десятиметрового тёмного провала не было. Всю площадку покрывали переплетённые между собой стебли марпоники. Причём, переплетённые в несколько рядов. Этакое толстослойное одеяло, разложенное между модулей. Если не знать, ни за что не догадаешься о находившейся под ним дыре. И как сюда марпоника попала? По внешнему периметру вахтового посёлка её не было. А выборочными участками она, насколько я помнил, не росла.

Я подошёл ближе. Попрыгал, попытался раздвинуть зеленоватые стебли, но так не сумел разглядеть ни следа провала. Поискал, чем можно проковырять дыру, и возле центрального модуля отыскал ручной перфоратор. Такими в штольнях делают отверстия под взрывные заряды.

Разобраться, как действует, труда не составило. Я подтащил его поближе центру и включил. С трудом удерживая сильно вибрирующую машинку за широкую рукоять, попробовал пробурить отверстие в сплошном ковре. Это оказалось не так легко, как я представлял, но и не сложно. Рассечённые и разорванные стебли разлетались по сторонам под регулярно запускавшей струёй автообдува перфоратора, и я оглянуться не успел, как погрузился почти по пояс вглубь. Сплетённые между собой слои никак не кончались, и я выключил перфоратор, признавая поражение.

Собственно сама дыра были видна — проглядывала тёмным провалом, но чтобы добраться к ней, требовалось кое-что помощней перфоратора.

«Интересно, — подумал я, отойдя и рассматривая стебли, — с краю толщина не превышает одного-двух рядов стеблей. И что-же там за Марсианская впадина в центре?»

Раздумывая над увиденным, я вернулся к Дарье.

Девушка жестом указала на пластиковый контейнер с яичницей, предлагая позавтракать. Сама она в очередной раз проводила диагностику сидящей пятёрки. По-моему, ни один из них не изменил позы со вчерашней ночи.

Завершить завтрак помешала откатившаяся наружная дверь и шагнувшая внутрь троица в штолен-скафандрах с убранными в заплечные ранцы шлемами. Точнее, вошёл только один; высокий, светловолосый и лощёный. Лицо довольно красивое с узкими скулами, только нос подкачал: слишком маленький, «кнопкой». И пусть физиономистика и заклеймена, как антинаучные бредни, но что-то в его взгляде серых на выкате глаз, в намёке на чуть поджатых тонких губах на всезнающую снисходительную усмешку и вольной осанке заставляло предположить честолюбивую привычку распоряжаться и приказывать.

Двое других, насколько я рассмотрел, были обычные люди с ничем не примечательными лицами. Как говорится, взглянул и забыл. Они стояли у входа в модуль, почти сомкнувшись широкими — в скафандрах — плечами.

— У нас гости? — Голос у вошедшего оказался довольно приятным, низким и чуть хрипловатым.

— Доброе утро, — поздоровалась Даша, я приветственно махнул рукой. — Так получилось. Наш МОУ совершил вынужденную посадку километрах в двадцати к северу. Связи нет. Я — Дарья…

— Ну, госпожа Лайт, вы личность известная, — сказал вошедший. — А вот с вами, господин…

— Илай Севемр. — Я привстал и махнул рукой, представляясь.

— …господин Севемр я не встречался.

— И что? — Это Даша. Сердито. По-моему, гости ей не понравились. — Вас я тоже не помню, уважаемый…

— Альберт. Альберт Церн, старший мастер проходки вахты семнадцать двадцать бис отдела изысканий Северного полушария. Этот посёлок — наша наземная база поддержки перед спуском в тоннели. К базовому лагерю.

Он прошёл к столу и сел, знаком указав своим людям выйти наружу.

— Не подскажете, где наша смена?

Даша молча отодвинула пластиковую шторку, делившую модуль на две неравные части: хозяйственную, где находились мы, и спальную, куда перенесли вчера людей.

Взглянув на них, я невольно вскочил под невнятное восклицание Альберта.

Все пятеро, которых мы аккуратно положили на койки, стояли, образуя пентаэдр и положив правую руку на плечо впередистоящего — зрелище сильно напоминало вчерашнюю картину, разве что масштаб поменьше. Более того, по цепочке время от времени словно бы пробегала пульсирующая дрожь, заставляя людей на миг разжимать руки, чтобы тут же вцепиться друг в друга снова.

Даша привычно подхватила диагност и быстро обследовала каждого.

— Никаких изменений, — доложила она. — Если не считать, что теперь они стоят. Может быть, вы, господин Церн, расскажете, что здесь произошло? Учтите, мы нашли их в таком виде возле провала в земле вчера ночью.

Альберт задумчиво покачал головой.

— Боюсь, я едва ли смогу удовлетворить ваше любопытство. — Надо же, сколь куртуазны мастера проходки на Марсе! — Но здесь не все. Я не вижу Валевски, Штейна и штолен-мастера партии Кранца.

Даша вздохнула, продолжая диагностику, а я сказал:

— Мы сняли человека с климатического преобразователя. Мёртвым. Скорее всего, это ваш Кранц. Не знаете, как он там оказался?

Если вошедший и удивился, то совсем этого не показал, лишь как-то особо пристально посмотрел на меня и пожевал губами, задумавшись.

Я ждал.

Наконец, он кивнул, придя к какому-то выводу, и сказал:

— Всё, что приходит на ум — угодил в газовый выброс, к своему несчастью. Марпоника впитывает любые газовые концентрации для последующей переработки, но здесь ПДК[4] оказалась настолько сильной, что и почву, и стебли просто разорвало…

— В самом деле? Никогда о таком не слышал.

— Да.

Я молчал.

Либо вновь прибывшие ничего не знали о случившемся в лагере, либо Церн сознательно лгал.

Он хотел ещё что-то сказать, но не успел.

Откатилась дверь и внутрь заглянул один из оставшихся снаружи.

Церн посмотрел на него, вопросительно вздёрнув бровь. Тот кивком позвал его выйти.

— Не нравится он мне, — пробурчал я, когда мы остались в одиночестве.

Даша фыркнула.

— Только б медиков вызвал.

— Тебе странным ничего не показалось?

Даша ответила не сразу. Она убрала диагност и снова задёрнула шторку, скрывая жутковатое зрелище, и устало села.

— Хочешь сказать, он что-то знает? Пожалуй. Просто я пока не могу толком ни чём думать до приезда медиков.

— Понимаю.

Дальнейший наш разговор прервал вернувшийся Церн. Судя по его лицу, он был изрядно чем-то озадачен.

— Удивительная вещь, — он не стал проходить внутрь, а остановился возле двери, — у нас оборвалась связь.

Даша шевельнулась, но промолчала.

— С вами очень много непонятного, — тем временем продолжал Церн. — Как вы вообще оказались у КППМ? Если не ошибаюсь, маршруты ваших модулей подразумевают замеры по глиссаде в атмосфере?