Заминка вышла только когда я попытался приподнять одну ногу. Хашеп подумала пару секунд и расслабилась. Ну, рассказывать, что у них там — я не буду, не пристало. Ничего такого там нет, может, на женское и не тянет, но вполне узнаваемо. Закончив с ногами, я перешёл на живот, потом на грудь. Сосков у хаарши нету. Вообще. Или я не нашёл. Даже интересно, а как они… Или они не млекопитающие? Вот странно, бипедальность — есть. Осевая симметрия тела — есть. Двуполость — есть! А сосков — нету. Не по тому пути пошла природа у них, нет млекопитающих…

- Спасибо! - Хаш отобрала щётку, вычистила её и сдула шерстинки в вентиляцию. - Сейчас мне значительно легче. Ты… Это ничего, что я…

- Всё нормально.

- Может, тебе тоже что-нибудь надо сделать?

- Хаш… Ты же не рабыня, чтобы ублажать своего господина!

- Так ты мне ничего и не приказывал!

Я поворачиваюсь и выплываю из комнаты. Ну, я же не железный, ну, честное слово!

- Семнадцать-шестьдесят четыре! Разрешаем полный разгон.

- Полный — это сколько? - уточняет Хаш.

- Это хоть на десять g. Если у вас хватит горючего.

- А потом?

- А потом вас будут ловить и переводить на орбиту. В зависимости от того, на сколько вы разгонитесь — завтра или послезавтра взлетают два транспортных «Шаттла». Они перехватят «Запад», выведут на эллиптическую орбиту. Один заберёт вас, второй — груз.

- А что станется с кораблём?

- Затопят в океане, как обычно делают с мусором.

Мы переглянулись.

- Ты уверен? - спросила меня Хаш.

- Откуда я могу быть уверен? Они же сказали — разгоняйтесь как хотите. Вот заодно и проверим. Ты уверена, что мыться не пойдёшь?

- Что, я опять воняю?

- Нет, что ты! Но мне на твою шерсть смотреть больно!

- Тебе смотреть больно, а мне на самом деле больно! Но ты пойми, что тех семи контейнеров еды, которые остались — едва хватит даже сейчас. Так что садиться будем голодными.

- На сахаре будем держаться.

- Да всё равно, на чём ты будешь держаться! Шерсть помывкой не восстановишь, это же не от грязи так! Так что не буду. А ты, конечно, можешь сходить, я не против. Только дверь не запирай.

- А ты в это время будешь следить за всеми движками.

- Буду.

- Но ты же понимаешь, что все мои латки могут не выдержать ускорений и болтанки!

- Коля! А ты сделай так, чтобы выдержали! Земля-Главная! Земля-Главная! Отменяю вылет грузовых «Шаттлов».

- Простите, курсант Громыко, но это не вы решаете.

- Я — командир космического челнока «Запад-2» бортовой номер семнадцать-шестьдесят четыре. Я принимаю решение сажать челнок на космодром. Прошу обеспечить дозаправку топливом и окислителем.

- У вас же не работает половина двигателей!

- У нас работает вторая половина. Внимание, начинаем проверку оборудования и разгон в штатном режиме. По результатам тестирования сообщу о решении — посадка или эвакуация. Отбой.

И выключила интерком.

- Хаш… Ты меня извини, конечно, но ты — наглая!

Она нагнулась и смачно лизнула меня в щёку.

- Коля… Ты пойми, я — в любом случае смертница. Единственное, что меня останавливает — это ты.

- В любом?

- Конечно. Мне нельзя возвращаться назад. Вообще. Ни при каких условиях.

А сама положила когти на кнопки.

- Хаш… что ты имеешь ввиду?

- Коля… иди мойся. Прямо сейчас. А то потом можешь не успеть. А на разговоры у нас ещё будет уйма времени.

- Только пообещай, что ты поговоришь?

- Коля… Мне приказывать? Иди купайся!

Тяжесть придавила меня к креслу, и вставать пришлось и против воли, и против ускорения. Но я всё-таки вышел. И пошёл именно купаться. Хотя, признаюсь, у меня были серьёзные намерения воспользоваться карточкой принудительной блокировки управления, которую мне выдали на Земле перед отлётом.

Просто две недели вместе — это не только проведённое время. Это тысячи, миллионы мелочей. Это события, поступки, решения и реакции. Мои, её… И за этот месяц она впервые решилась мне что-то приказать. И за эти недели она впервые полезла в такую авантюру. И это был первый раз, когда она на меня положилась.

Точнее, вот как раз тут я вру. За последнюю неделю она не один десяток раз дарила мне своё доверие. И когда сняла скафандр. И когда позволяла смотреть на себя во время лазания по шахтам. И когда я её вычёсывал. Да много, много раз!

Вопрос, а верю ли я ей? Она знает, что за её шкуру мне предлагали полмиллиона сукре. Но спокойно спит и поворачивается ко мне спиной. Правда, больше не ходит в душ, но тут я могу её понять. Но отправила сюда меня. Есть ли способ сейчас подать напряжение на воду? С другой стороны — а если это меня не убьёт? Если я выскочу оттуда злой и…

Вот и проверим. Вот сейчас все мои подозрения и разрешатся. Я разделся, повесил одежду в крепления, включил воду. Ничего! Намылился, смыл… ничего! Побрился. Ничего! Ускорение ровное, вода тёплая. Никаких подвохов. Что же происходит? Выхожу из душа, заканчивая вытирать волосы, отбрасываю полотенце, а оно почему-то падает на пол. Вот честное слово, целых две секунды пытаюсь понять, что произошло. Только потом доходит, что невесомости нету. Привыкаешь!

- Коля. Смотри!

Она показывает мне фотографию экрана. Успела же достать камеру и щёлкнуть экран! На нём буквы.

- Курсант Петров, срочно, секретно. Приказываю принять управление кораблём и назначаю командиром до посадки на Землю. Генерал Ольховский.

Мы смотрим друг на друга, потом я бросаюсь к пульту. Но приказ никуда не делся, он на месте.

- Земля-главная, семнадцать-шестьдесят четыре! Земля-Главная, семнадцать-шестьдесят четыре! Приём!

- Семнадцать-шестьдесят четыре, вашу мать, куда отключились?

- Я купался! - на том конце, похоже, обалдели от такой новости. - Мне срочно нужен генерал Ольховский. На связь генерала Ольховского.

- Минуточку, Петров. Сейчас его позовут.

- Коля, что ты задумал?

- Хаш, я тебе поверил? Я же тебе не мешаю, правильно? А ты мне веришь?

Она долго смотрит на меня. И я пытаюсь понять, чего больше в этих глазах — подозрения, доверия или восхищения. А потом она нагибается и лижет меня в губы.

- Всё. Молчу. Делай.

- Семнадцать-шестьдесят четыре! Ольховский на связи.

- Семён Владимирович, это точно вы?

- А что тебя заставляет сомневаться.

- Говорит командир корабля курсант Петров, правильно?

- Правильно.

- Вы выдали мне приказ, Семён Владимирович?

- Коля! Ты не видел, что там было «секретно»?

- Я в гробу видал секретность в космосе, товарищ генерал. Или мы похороним секретность, или она нас. Итак, приказ поступал от вас или вы такого приказа не давали?

- Ха… Громыко рядом?

- Да, и внимательно слушает.

- Да, я давал такой приказ.

- То есть, она разжалована до второго пилота, а я — командир корабля?

- Петров, что за выяснение личных отношений в эфире?

- Потому что я сейчас буду брать на себя ответственность и принимать решения. И будет очень обидно, если окажется, что это чья-то злая шутка.

- Шутка? Что, всё никак детство не пройдёт? Привык шутить и тебе всё хиханьки?

- Товарищ генерал, мне уже давно не до хиханек. Я, если вы помните, лечу на неисправном корабле с ценным грузом. А ещё мне приходят анонимки с предложением убить ха… курсанта Громыку. И с предложением денег за то, чтобы она не вернулась на Землю!

- Она? Ну, а на что мы рассчитывали… Куда приходят?

- Прямо на пульт. Идёт текст с предложением, потом он забивается пробелами. В логах его нету. Как вы думаете, мне до шуток сейчас? Итак, приказ в силе и действительный?

На том конце тишина. Сейчас во всём космосе тишина. Потому что я сделал очень серьёзное заявление. И его слышала вся планета. Ну, любой, кто имеет доступ к нашему каналу.

- Да, я отдал такой приказ. И что ты намерен делать?

- Я намерен посадить корабль на Землю, - я в это время оглядываю графики работы всех восьми двигателей. Восемь остальных — действительно, только для манёвров. И пока молчат. Значит, пока что мои заплатки работают и проблему я вычислил правильно.

- Через одиннадцать минут прекращаю разгон и разворачиваю корабль кормой к Земле. Прибытие в точку «семьдесят тысяч» приблизительно через двадцать один час. К этому времени здесь уже должен быть грузовик с топливом.

- Коля, ты думаешь, что если ты там скажешь, то здесь прямо побегут делать? У нас на старте ждут два грузовых «Шаттла» и ни одного грузовика! И ты думаешь, что за двадцать один час мы тебе подготовим и заправим грузовик?

- Не знаю, Семён Владимирович. Мы разворачиваемся и ждём грузовик. А вы там как хотите. Ну, или можете посмотреть на упавшую звезду и загадать желание.

Хашеп смотрит на меня с восторгом, аж хвост задрала.

- Коля, а ты не боишься?

- Боюсь, Хаш. А что делать?

- Ты всё правильно сделал, я тобой восхищаюсь! Ах, Коля, как здорово!

- Может, и здорово. А вот теперь, когда я по самые уши влез в твоё дерьмо — рассказывай. Рассказывай, что у тебя стряслось такого, что тебя отправили в космос, подальше от Земли. И что такого стряслось, пока мы летали, что тебе проще сгореть в атмосфере, чем нормально приземлиться?

И Хашеп рассказала.

Давным-давно, ещё в конце двадцатого века, какой-то тогдашний писатель сваял книжку… то ли «Земля песков», то ли «Бархан»… В общем, как-то так. И там была описана история пацана, который родился вопреки всем предсказаниям, но благодаря им. Там, в общем, были несколько кланов, отличавшихся разными способностями, и женщины одного могущественного клана рожали только девочек. Потому что родившийся мальчик должен был быть каким-то ну очень крутым! А одна баба родила пацана раньше, чем было предсказано. Ну, и вот он был невероятно крутым, но счастья ему это не принесло. За ним долго охотились, почти поймали, но, поскольку он был очень крутым — то всех победил. Как-то так.

Хашеп тоже была плодом греха её матери, происходившей из клана правителей. И хотя секс у хаарши не связан с понятием «греха», но вот долг перед обществом — это у них очень серьёзно. Поэтому ребёнок, зачатый не вовремя и не от того — это грех. Или какой-то аналог этого слова. В общем, и папа у неё покатился по служебной лестнице, и мама потеряла общественное уважение… Как-то так.