– Очень похоже на эвакуацию, – заметил землянин.

На этот раз Чейши промолчал и указал Гамильтону на каменную лестницу, ведущую вверх. Глава корпорации устало вздохнул; путешествие его чрезмерно утомило, ноги, руки казались неимоверно тяжелыми, даже дышать было трудно. Каждый вдох требовал определенных усилий.

– Еще немного, и мы – у цели, – подбодрил советник Гамильтона, видя, что тот совсем поник духом.

– Здесь нет лифта? – спросил Гамильтон.

Чейши отрицательно покачал головой:

– В целях безопасности все пользуются только лестницами.

Больше землянин ни о чем не спрашивал своего попутчика и лишь упрямо переставлял ноги; с одной ступеньки – на вторую, с одной – на вторую…

Гамильтон насчитал четырнадцать этажей, прежде чем они остановились перед массивной бронированной дверью, возле которой их встретил лорд Бальдуэн. Адмирал выглядел свежим, будто недавно выпил кофе и принял душ.

– Наконец‑то, я вас уже заждался, – голос лигийца показался Гамильтону необычайно густым и громким. – Не говоря уже о принце. Он прибыл десять минут назад. Его высочество не любит тратить время попусту.

– Если бы здесь был лифт, мы бы поднялись гораздо быстрее, – проворчал землянин: даже его обновленное тело протестовало против таких нагрузок.

– Пройдемте, – адмирал набрал на дверном пульте комбинацию из десяти цифр, и металлическая панель плавно откатила в сторону.

Они оказались в достаточно просторном кабинете, выдержанном в строгом административном стиле два ряда кресел самых диких форм вдоль широкого стола, во главе которого располагалось существо, при виде которого Гамильтон едва не потерял дар речи,

– Это, наверное, шутка, – проговорил землянин, но исключительная функциональность кабинета и согнувшиеся в покорном поклоне фигуры лорда‑адмирала и советника мгновенно убедили его в обратном.

– Не может быть, – еле слышно прошептал землянин, чувствуя, как пол уходит у него из‑под ног…

Провалявшись на своей койке в Биоцентре несколько часов и пообедав в небольшом ресторанчике, Жак счел за благо вернуться обратно на площадь. Казалось, на ней собралось все население Мелии – такая была давка, и чем ближе к Дворцу – тем хуже. И тут Жак ощутил все прелести популярности – толпа перед ним расступалась, как по мановению волшебной палочки, приветственно крича и помахивая руками, лапами, хвостами и бог весть чем еще. Плутонит легко оказался в первых рядах – возле самых ступеней.

– Угу, явился, – по этому возгласу нетрудно было опознать Клинка. Чиуанин заметно нервничал и сразу же набросился на Жака с расспросами,

– Где моя Эйлана? Тебе было поручено за нею наблюдать. Я спрашиваю, где она?

– Да вон она, – Жак небрежно указал на сверкающую соланийку, только что вышедшую из Дворца. – Что ей может сделаться на этой благословенной планете?

Взгляд Эйланы горел неистово, казалось, что вот‑вот полетят искры – и это в самом лучшем случае.

– Ты опять справился быстрее меня! – гнев соланийки обрушился на плутонита, ибо никого другого под рукой не оказалось. Не обвинять же в собственных неудачах Клинка?!

– Более того! – встрял в разговор невесть откуда появившийся майор Хорсер. – Он еще успел прогуляться по городу, побеседовать с консулом, пообедать и поспать пару часиков.

Последнюю фразу Жак автоматически переадресовал себе; ведь было яснее ясного, что Хорсер хочет показать ему свою осведомленность. И в самом деле: разве что‑нибудь могло ускользнуть на этой планете от пристального взгляда майора?

– Эйлана! Мы уходим отсюда немедленно! – проговорил Клинк. – Иначе эти два негодяя доведут тебя до нервного срыва!

– Это весьма любопытно, – продолжил эльсинорец, – я никогда не видел нервного срыва у соланийки. Ни разу! Разрешите взглянуть?

Майор открыто издевался над Клинком, но зацепить как следует Эйлану ему не удалось.

– Я остаюсь здесь! – соланийка отчеканила каждое слово, давая понять, что майор может не рассчитывать на ее слабости. – Я хочу узнать результат.

– Да!? Но это будет еще не скоро, – произнес эльсинорец, поправляя серебристую накидку возле шеи, – ведь каждое из музыкальных произведений, сочиненных игроками, прозвучит на площади и лишь после этого загорится табло с окончательными результатами. Сегодня будет ночь музыки, но подлинные шедевры будут исполняться уже ближе к рассвету – не раньше.

– Так долго? – в голосе соланийки послышалось разочарование. Она полагала, что процедура объявления победителей значительно короче.

– Чего же вы хотели? Участников немало. А на Мелии, как вы понимаете, очень любят то, что на других планетах именуют музыкой, – глаза эльсинорца озорно блеснули. – О, начинается!

Над притихшей площадью полились первые звуки мелодий, сочиненных всего несколько часов назад во Дворце. Первые штук пятьдесят представляли собой редкостное сочетание, отдаленно напоминающее нечто среднее между зубовным скрежетом и пронзительными воплями.

Очевидно, щадя слуховые рецепторы слушателей, распорядители необычного концерта воспроизводили новоиспеченные "шедевры" фрагментарно. И тем не менее…

Глаза Эйланы расширились от ужаса:

– И это мы будем слушать до самого утра?!

– Какая разница? Ведь завтрашний день все равно объявлен выходным – игр не будет, – Хорсер явно пребывал в хорошем настроении, в противном случае он вряд ли стал бы так разглагольствовать. – Неужели вам не нравится? Вы только вслушайтесь: какое удивительное сочетание металла и металлопластика…

Эйлана решительно взяла Клинка за руку, и они оба удалились, так и недослушав мнения майора об особенностях музыкальных творений на Мелии.

Жак остался один на один с Хорсером и решил воспользоваться ситуацией, чтобы кое‑что выведать у скрытного эльсинорца:

– Майор, вы не могли бы меня просветить относительно парных игр, ведь они начнутся уже довольно скоро?

– Какая осведомленность, – хмыкнул эльсинорец, прочищая коготком левое ухо.

– Так, да или нет? – Жак проявил настойчивость: ведь, бог весть, когда еще выпадет возможюсть поговорить с Хорсером с глазу на глаз?

– Конечно, нет. Спроси об этом у И‑Лима. Если захочешь. А вот и он сам – легок на помине. Что‑то он сегодня без аманас, или, может быть, у них несварение желудка? – эльсинорец хитро покосился на плутонита.

– Согласно моих расчетов, – заметил Жак, – время обеда уже давно прошло.

Предводитель и в самом деле выглядел не лучшим образом: его статная фигура слегка осунулась, будто на нее свалился неожиданный груз забот.

– И‑Лим, как себя чувствуют аманас? – участливо осведомился эльсинорец.

– Ума не приложу: что на них нашло? – Предводитель пребывал в состоянии задумчивости. – И ведь говорил же, чтобы не ели все, что под руку попадется – мало ли гадости вокруг бродит.

– Да, уж – более точно и я бы не сказал, – произнес Хорсер. – Впрочем, наверное, консул показался им достаточно вкусным, раз они ободрали его так, что беднягу пришлось срочно госпитализировать.

– Может, стоит отнести ему цветочки – на память?

– Он еще жив? – спросил Жак, и тут же понял, что в компании Хорсера следовало быть поосторожнее в выборе слов.

Эльсинорец воззрился на плутонита как гарпия на барашка:

– Разумеется; мало нам дипломатических неприятностей, Мерсон и так строчит ноту за нотой. Не хватало лишь межпланетного скандала. В официальном протоколе об этом происшествии написано, что Мерсон пострадал из‑за разногласий со своим соотечественником.

– Это не совсем точно, – заметил Жак.

– Конечно, – облизнулся эльсинорец. – И все это понимают – и на Земле, и на Мелии,

– Надеюсь, вы не арестовали аманас? – поинтересовался плутонит: у него внезапно возник интерес к судьбе сестричек.

– Какая забота! Черта с два! – разразился тирадой Хорсер. – Они ведь являются участницами Игр, а столь мелкое правонарушение не может служить поводом для их ареста – по крайней мере, до окончания турнира. Жаль, что тебя тоже наказать не удастся. Я имею в виду на Мелии. Ведь Мерсон потребовал твоей выдачи Земной Федерации как особо опасного преступника.