И как люди раньше обходились без автоматов?
- Ты все-таки вернулась? - оторопело замер в дверях кухни Григорий.
Повернувшись на звук голоса, Олина буднично, будто и не было никакой восьмилетней разлуки, посмотрела на мужа. Тыльной стороной ладони откинула упавшую на лоб прядь волос.
- Ужинать будешь?
- А где Оксана?
- К Лешке побежала. Садись ужинать.
- Но… Этого не может быть. Вы же пропали. Восемь лет…
- Пропали. Потом нашлись. Садись ужинать.
- Этого не может быть…
- Не веришь? - Олина улыбнулась. - А вот это, - и она крепко ущипнула его за бедро.
Черт, как же больно!
Григорий открыл глаза. Вокруг все та же поляна, только теперь ярко озаренная лучами уже взошедшего местного солнца. Тепло, даже немного жарковато, с признаками духоты. Сухо, никаких следов от прошедшего ночью ливня, а слабый ветерок разгоняет в небе последние облака.
И резкая, жгучая боль в ноге. Будто сон, превратившись в явь, переместился откуда-то из-под сознания и теперь уже продолжается здесь, за миллиарды километров от того, настоящего времени, когда все было так хорошо.
Невольно пошевелившись, Григорий почувствовал, что под листьями, служившими ему постелью, кто-то есть. Стало страшно. Он быстро выбрался из-под импровизированного одеяла. Правая нога кровоточила. На бедре виднелись две округлые, одна рядом с другой, глубокие раны. Его кто-то укусил.
Схватив пистолет, Невелин резко отшвырнул лежащие перед ним листы.
Это было нечто ярко-зеленого в белесую прожилку. Метра полтора в длину. С телом змеи, покрытым крупными ороговевшими пластинами с шипами, головой не то ящерицы, не то рыбы и огромным количеством ног по бокам и даже, казалось, под брюхом.
Видимо почувствовав прилив света и то, что за ним наблюдают, это нечто зашевелилось и поползло к Григорию. Медлительное вначале, оно вдруг сделало резкий бросок, на который Невелин смог отреагировать разве что чудом. Многоножка остановилась, будто не понимая, куда подевалась ее добыча, а затем, развернувшись, начала поднимать свою переднюю часть над землей. Она поднималась и поднималась. Начало казаться, что в ней уже не полтора, а все три метра. Из широко раскрытой пасти показались два длинных толстых клыка.
“Сейчас опять нападет”, - мелькнуло в голове у Григория, и он с отчаяньем нажал на спусковой крючок пистолета.
На краю поляны попадали срезанные кусты, вместе с ними упала на землю расчлененная змееящерица. Никакой крови. Только небольшое шипение от разрезаемой плоти и буквально через секунду верхняя часть стрелой исчезла в ближайших зарослях.
То, что осталось от многоножки на поляне, представляло собой достаточно противное зрелище. Лишившиеся головы остатки тела корчились в конвульсиях, пытаясь куда-то идти, но работавшие в разнобой ноги не давали им этой возможности. Потом тело стало извиваться кольцами, причем с такой силой, что несколько лап оказались просто оторванными, и только после этого наступило затишье, хотя мерные судорожные волны пробегали под пластинами еще довольно длительное время.
Вся эта вакханалия продолжалась в общей сложности минут пять. Как все отвратительное на свете, зрелище притягивало взгляд, завораживало и гипнотизировало, не давая возможности отвлечься на что-либо другое. И только когда движения почти прекратились, Неверов будто очнулся от спячки.
Нога кровоточила. Вытекающая из раны кровь залила большую часть бедра, треть голени, капала на землю, растекаясь по ней мелкими кляксами. Григорию стало дурно. Ему всегда становилось плохо при виде собственной крови. Не то, чтобы он так сильно ее боялся, но все-таки.
Туго перевязав бедро отрезанной от штанины спортивного костюма материей, он тщательно вытер листвой с ноги все следы крови. Полегчало. Вновь захотелось есть и пить. Сделал несколько маленьких глотков из бурдюка. Сейчас, когда жажда не мучила так сильно, как накануне, Григорий ощутил в питье явно выраженный горьковатый привкус. Тщательно осмотрел емкость для воды.
- Может, от ткани чего, - озабоченно проговорил он, - А, может, и растения что добавили. Впрочем, все равно выбора нет.
Достав шоколадку, от которой осталось не более половины, Григорий повертел ею в руках и вновь спрятал в карман скафандра. Конечно, есть хотелось достаточно сильно, но потерпеть еще какое-то время все-таки представлялось вполне возможным. Взгляд упал на скорчившуюся рядом тушку многоножки.
- А что, можно и попробовать, - усмехнулся он и аккуратно, с неким чувством брезгливости, потыкал неподвижное тело острием ножа. Ответной реакции не было. - Зажарить, что ли?
Григорий убавил мощность пистолета и несколько раз провел лучом вдоль всего тела многоножки. Послышалось шипение, запах горелого мяса, тушка вспучилась, от нее сама собой начала отваливаться покрывающая ее сверху чешуя. Цвет шкуры из ярко-зеленого превратился в темно-коричневый.
- Хватит, наверное, - Григорий выключил пистолет.
Противно даже дотрагиваться до этой гадости. Но, пересилив себя, Невелин осторожно, боясь обжечься, поднес мясо ко рту. Неизвестно, сколько еще времени придется скитаться по этим зарослям, и любой отказ от пищи, поддерживающей силы, в конце концов, может оказаться невосполнимой утратой. Хотя все оказалось не так уж и страшно. Белое мясо многоножки было безвкусным, но жирным. Единственное, что отметил для себя Григорий, так это то, что он явно перестарался с прожаркой. Больше половины тушки под лучом пистолета просто превратилось в угли.
- В следующий раз будет лучше, - обсасывая последние косточки, засмеялся Григорий. Вместе с сытостью к нему вернулась и способность к веселью. - Эй ты, голова! - закричал он в сторону кустарника. - Хочешь еще полакомиться мной? Выходи, я и тебя съем.
Пора идти. Григорий натянул тренировочный костюм, и еще раз критически осмотрел свою ногу. Под повязкой расползлось большое пятно крови, но кровотечение остановилось. Идти, конечно, было немного больновато, но возможно. Прихрамывая, он подошел к развешенному на кустах скафандру.
- Не-е. Так дело не пойдет, - Невелин критически осмотрел амуницию и перевел глаза вверх.
Местное солнце уже успело достаточно высоко подняться над горизонтом и припекало все сильнее.
- А вот когда оно поднимется еще выше, мне в этой душегрейке несдобровать, - и Григорий сделал несколько выстрелов по комбинезону в район груди и ног. Прорвавшаяся ткань образовала прорехи. - Вот так будет лучше, - удовлетворено заметил он и облачился в то, что осталось от внешней оболочки скафандра.
Бурдюки на плече, нож в руках, кустарник спереди, кустарник сзади, под ногами корни, над головой если не белесое небо, то желто-зеленая листва деревьев. Жарко. На небольших прогалах среди зарослей в прорехи в скафандре к телу затекает свежий воздух, становится немного прохладнее. Григорий даже подумал сделать дыры в комбинезоне еще больше, но быстро отказался от этого. Из-за отсутствия рукавов он и так уже несколько раз напарывался на острые как иглы шипы кустарника. А сделать отверстия крупнее - то же самое, что снять скафандр целиком. А это он уже проходил.
Часа через три кустарник поредел настолько, что стали ясно видны небольшие проплешины, появилась возможность не ломиться напролом, а, выбирая путь, обходить стороной наиболее заросшие участки. Затем, примерно еще через час, заросли вообще кончились. Теперь под ногами расстилался мягкий ковер травы, от засилья труднопроходимых дебрей остались лишь разбросанные по лесу одиночные островки, на которые, в принципе, можно было даже не обращать внимания.
- Это надо отметить, - Григорий радостно посмотрел вперед, где ничто теперь не мешало движению, и назад, где стояла стена кустарника. Он отломил кусочек шоколада и запил его минимум половиной литра воды. - Все-таки горчит, собака. Ну да ладно…
Дорога пошла в гору. Море осталось далеко внизу. Но, в любом случае, идти на подъем было намного легче, чем ломиться через заросли. И единственное, что могло огорчить, это то, что надежды встретить на пути какое-нибудь устье реки или даже ручеек падали. Хотя не мог же подъем продолжаться вечно.