Просматривая земные хроники, Зали однажды обратила внимание на то, что тюремные камеры у дикарей были отделены от свободы решетками. Не ахти какая радость, но все же заключенные могли видеть, что происходит вне их камеры. У Странников всё было устроено иначе: тяжелые металлические двери – непроницаемые, как крышка гроба – и никаких окон. Железный ящик под землей. В одном из таких ящиков Зали и заперли.

Оказавшись в камере, Зали уселась на лежанку, которая обеими быльцами упиралась в стены. Слева оставалось два метра свободного пространства, и снова стена. Теснота и стерильность – созданы все условия для постепенного лишения рассудка. О побеге нечего и думать – двери настолько надежны, что в этом отсеке даже нет постоянных охранников. С соседями, если таковые тут были, тоже невозможно связаться – Зали наблюдала за постройкой этого здания и знала о том, что стены между камерами настолько толстые, что сквозь них не проникнет ни один звук, сколько ни кричи, сколько ни бейся.

Нужно было хорошенько обдумать предстоящий разговор, но, как назло, в голове у Зали роились совсем другие мысли. Как там Ольт? Что они сделают с ним? Не ухудшит ли он каким-то образом её положение? В любом случае, он знает не больше остальных случайных свидетелей, которые видели её утром возвращающейся домой. И это, с одной стороны, избавляет Ольта от необходимости хранить тайну, а с другой – делает его очень уязвимым. Ему нечего дать им в обмен на свободу.

Минуты тянулись одна за другой. Зали уставилась на дверь, ожидая, когда раздастся легкое шипение открывающейся двери, похожее на вздох облегчения, и в проеме возникнет охранник. Наконец, это произошло.

– Идем, – сказал камаштли.

Пока что он был сдержан и предельно вежлив – никакого тебе «на выход» или «пошевеливайся». Но Зали знала, что всякая вежливость закончится, если её признают виновной. Правда, пока неизвестно, в чем.

Она поднялась и направилась к лифту, стараясь держать спину ровно, а подбородок – высоко поднятым. Главное, не показывать страха. Ведь, если Зали невиновна, ей нечего бояться. Ольта нигде не было видно, как, впрочем, и тех, кто его сопровождал на допрос. Интересно, – думала Зали, – Они его заперли или отпустили?

Доведя Зали до кабинета Келгани, стражник остановился – ему не полагалось присутствовать при допросе. Она вошла одна. Слишком яркий холодный свет, исходящий от панелей на стенах, делал эту комнату чем-то похожей на операционную – та же стерильность, те же резкие углы, ни одной плавной линии, никаких легкомысленных мелочей.

Келгани сидел за столом, положив на него локти и скрестив пальцы в замок. Его лицо сейчас казалось узким, капризным, сплошные изгибы и плоскости, суровые вертикальные складки вокруг рта. У окна, скрестив руки на груди, стоял Тейт. На миг Зали вообразила, что они заранее продумали свои позы. Услышали шаги в коридоре, кинулись на свои места и вот воздвиглись. Думать об этом было легко, глумиться про себя. Но, на самом деле, она была в панике. Вообще-то, она была в ужасе.

– Проходи, садись, – сказал Келгани, помещичьим жестом указав на кресло с другой стороны стола.

– Ты ничего не хочешь рассказать? – продолжил Келгани, когда Зали уселась – не вальяжно развалившись в кресле, но и не на самый край.

– О чем бы это?

Келгани в упор взглянул на пленницу. В глазах его сквозила ровная злая синева, как небо в солнечный июньский день. Синева, которая теперь захлопнулась. Келгани откинулся на спинку кресла, заложил руки за голову.

– Например, о том, как ты голой выскочила из телепорта.

– Разве у нас есть закон, запрещающий ходить без одежды?

– Не прикидывайся дурочкой, – Келгани снова навис над столом, на его переносице появилась вертикальная морщинка. – Отвечай, зачем ты воспользовалась прыжковой точкой. И что произошло по ту сторону.

– Это была научная экспедиция. Я готовлю исследование об изменении уровня агрессивности годавров во время брачного периода.

– Неплохая легенда, – Келгани внезапно смягчил тон, – Она даже могла бы сработать, если бы не пропавший отряд. Когда утром ты сбежала от охранников телепорта, они подняли архивы координат, которые вводились в программную систему прыжковой точки. Как ты думаешь, что они там обнаружили?

– Не имею ни малейшего понятия, – ответила Зали, отметив про себя, что она сбежала от охранников – мозаика утренних видений почти собралась в общую картину.

– А обнаружили они там весьма любопытную информацию, о чем немедленно доложили в ажсулат. Два дня назад ты вместе с отрядом бойцов отправилась на холодный континент, где, по нашим данным, сосредоточены основные силы дикарей. Тогда уже я заглянул в свои записи и вспомнил, что недавно некий отряд действительно был отправлен на задание. Только в совсем другое место. Да и тебя с ними не должно было быть. И что же мы имеем в результате? В результате ты вернулась, а бойцы – нет, – Келгани выглядел довольным, будто он только что разобрался со сложной головоломкой. – Не кажется ли тебе, что здесь попахивает предательством?

– Не было никакого предательства, – сказала Зали, холодея.

Она ожидала чего угодно, но не обвинения в измене. Теперь, если она не выпутается, её ожидает высшая мера наказания.

– Мне бы очень хотелось на это надеяться, – вздохнул Келгани. – Но, если измены не было, то что же было? И куда подевался десяток бойцов – не растворились же они в воздухе? Их семьи, наверное, волнуются.

Зали вспомнила про чип, но немедленно отогнала от себя эту мысль, боковым зрением заметив изучающий взгляд Тейта – наверняка он уловил вибрацию на миг возникшей перед глазами картинки. Теперь Зали не доверяла Тейту.

– Зали, я жду ответа, – с нажимом повторил Келгани.

– Я, – она лихорадочно подыскивала подходящий ответ, – Я не помню.

– Хорошо. Если верить сведениям охраны телепорта, ты была слегка не в себе. То есть, я могу допустить стресс и частичную потерю памяти. Допустим, ты не помнишь, что случилось по ту сторону. Но ведь должна же ты помнить, с какой целью вы отправились на холодный континент?

– Я же говорила, это была научная экспедиция.

– Зали, ты испытываешь мое терпение. Я знаю тебя много лет, и ты всегда преданно служила целям ажсулата, иначе допрос происходил бы не здесь и не так. Но, похоже, ты не этого ценишь. Что ж, в таком случае мне придется попросить Тейта выяснить у тебя правду.

Зали метнула взгляд на Тейта, пытаясь понять, является ли он до сих пор её сообщником, и чего следует от него ожидать. То, что Келгани обозначил как «выяснить правду» на самом деле означало серьезную промывку мозгов, последствия которой сложно было предугадать. Чем сильнее кто-то упорствовал в сокрытии информации, чем глубже прятал свои тайны, тем большим разрушениям подвергалась его личность в процессе дознания. Одни отделывались легким головокружением, другие сходили с ума – всё зависело от того, насколько им были дороги их секреты.

Келгани заметил мимолетный испуг на лице Зали и примирительно сказал:

– Я дам тебе время до утра. Может быть, тебе все же удастся что-то вспомнить.

Затем он нажал кнопку на портативном коммуникаторе и обратился к кому-то невидимому:

– Проводи Зали в её комнату.

Комнату, – повторила про себя Зали, – Он называет этот ящик комнатой, пытается соблюсти приличия. Значит, не всё потеряно.

В дверях возник стражник, и Зали отправилась в обратный путь – коридор, лифт, слабо освещенный подвал.

Когда первый испуг прошел, клубок мыслей стал постепенно распутываться. Зали откинулась на жесткую подушку и, заложив руки за голову, стала размышлять. Так ли уж ей важно сохранить свою тайну? В конце концов, она изначально планировала передать полученную у пленника информацию в ажсулат – разве теперь что-то изменилось?

– Да, изменилось, – услышала она собственный голос, отразившийся эхом от стен камеры. – Ты уже пошла против закона: скрыла информацию, убила пленника. Да еще этот пропавший отряд. Если они станут распутывать этот клубок – а они непременно станут его распутывать – могут выясниться совсем уж неприятные факты. В любом случае, мне просто так не отделаться.