– Нет, не пойдет! Если не размонтировать старую систему, мою в любую минуту могут отключить, а меня обвинить в некомпетентности. Затеют длительную проверку, которая, в итоге, я уверен, выберет мою систему… Но сколько времени пройдет. А зачем время терять? Никто из нас в этом не заинтересован. Мы все сделали выбор, и ты, Андрей, в том числе. Я, прямо сейчас, займусь разборкой Салеховского оборудования!

Иван встал с диванчика, подождал реакции Андрея – тот смотрел на него с явным осуждением, но молчал, не собираясь препятствовать. Иван оглянулся на Зуева, тоже молчащего, подумал в его сторону: «Вот так-то, Зуй! А ты говоришь, что не надо десять процентов отката Андрею от гранта! Дружба дружбой, а откат только делает ее крепче!».

Иван пошел в технический зал, прикидывая, как быстро открутив несколько вставок и, сняв минимальное количество сцепок, нанести максимальный урон Салеховской системе. Сразу и бесповоротно.

Включив освещение в зале, Иван извлек из сборочного шкафа ящик с инструментами, принялся за дело. Зло бросая на бетонный пол запасные части, Иван представлял лицо Салехова, его отеческую, добрую усмешку, когда ободряющую, когда обдающую холодом превосходства всезнайки учителя над неумехой учеником.

«Вот и посчитались, Игорь Петрович!», – свирепел Иван, работая гаечным ключом, и удивляясь этой своей злости. Ничего, он еще научное обоснование напишет ошибочному подходу Салехова к Марсу. Восхвалит учителя за Луну, и за то, что воспитал его, Ивана, таким выдающимся, а за Марс смешает с грязью и вознесет себя на пьедестал на долгие, долгие годы. А молодых ученых – конкурентов, надо давить – в этом Салехов был прав, и преподал Ивану хороший урок, десятилетиями держа подле себя на коротком поводке, не давая хода – тебе еще рано работать самостоятельно, будь на подхвате у учителя, отдавай всего себя его работе, старайся, трать свой талант на его славу… Большая наука – это вечная война признанных авторитетов и рвущейся наверх молодежи, которую, в основном, молодежь проигрывает, это вечная битва за выживание, и выживают в ней отнюдь не самые умные и гениальные…

Из промышленного коридора, прерывая размышления Ивана, появился встревоженный Зуев.

– Ванька, пойдем к шлюзам!

– Зачем?

– Особист в истерике!

«Началось», – чертыхнулся про себя Иван. Зачем только особисту прививку от местной заразы сделали. Вот лопнула бы ампула, и остался бы местный злой гений безопасности, ищущий во всех и вся шпионов, изъедаемый мелким недугом. Зеленел бы потихоньку, терзаемый бесконечными усталостью и слабостью, в своем кабинете, и никому не мешал бы жить!

В просторном помещении шлюзовых выходов собралось все население базы. Особист стоял в центре, поджав губы, сузив злые глаза. Когда, под его испепеляющим взглядом, все успокоились, он громко заявил:

– Среди нас есть враг!

– О-о-о, – заныли все в голос. Это уже походило на шизофрению.

– Смотрите, – он направил пульт на огромный экран, вмонтированный над дверями шлюзов, и включил его. На экране возник сектор прибытия: звездолет, пристыкованный к посадочной эстакаде, пять тяжелых грузовых марсоходов и четыре легких квадроцикла. Особист увеличил изображение – от одного из квадроциклов к выезду на поверхность тянулась вмятая колея.

– Кто-то из вас выезжал с базы!..

Повисла гнетущая тишина.

Особист оглядел всех, цепляя глазами каждый взгляд, каждое лицо. Прокричал:

– Что это за дело такое срочное?! Зачем кому-то потребовалось выезжать тайно к периметру, в такую бурю!?

– И кто это?

– Не знаю!

– Посмотреть на видеозаписях!

– Стерты. Все записи стерты, за все время. А это уже диверсия! Вы понимаете это? Надеюсь, понимаете! Поэтому, своей властью начальника внутренней и внешней безопасности, я запрещаю покидать базу кому бы то ни было!

– Михаил Васильевич, надо посмотреть, чей скафандр в пыли, все-таки, на поверхности буря, как никак, – предложил начальник базы Апт.

Особист продолжал злиться:

– Вы глупость говорите, Соломон Израэльевич. Во-первых, при движении через шлюз все проходят обдувку, и скафандры очищаются полностью. Во-вторых, враг мог воспользоваться чьим угодно скафандром, чтобы отвести от себя подозрение. Поэтому, повторяю, никто не покидает базу без моей санкции. А я еще просмотрю показатели охраны периметра – что-то назревает подозрительное, не хорошее.

– Михаил Васильевич, а охрана периметра отключена, – с веселым недоумением, сказал Валера, по совместительству помощник особиста.

– Как это?! – особист на мгновенье потерял дар речи, потом побагровел, словно получил удар инсульта в мозг, но быстро справился с приливом гнева, и, обращаясь к Андрею, спросил его со зловещей доброй улыбкой:

– И кто в этом виноват?

Все, молча, посмотрели на Ивана.

«Кранты», – понял он, краснея…

Она целовала его, тягуче и сладостно. Гладила своими маленькими, ласковыми руками… Не хотелось отрываться от нее, прекращая эту физическую связь губ и языков… Отрыв воспринимался, как смерть… Но, что-то, тянуло его прочь от нее, какая-то неведомая, бестелесная, внутренняя сила, упорно и зло, отрывала его от мыслей о Лу… И оторвала!

И он задохнулся во сне – воздух не поступал в легкие.

Джон проснулся, жадно хватая ртом воздух. Глотал полным ртом, осознавая, что, если не начнет дышать правильно, нормально – умрет. А умирать было еще рано, ибо главное, запланированное им, не сделано… Он долго шел к этому. Большую половину своей жизни. Думалось, что все еще впереди. Но теперь… Неужели Господь создал его только для этого? Неужели? Было больно в груди, не там где сердце, а прямо посередине, там откуда струила свои энергетические потоки душа. Он медленно осознал, где находится – в тесной, уютной каюте марсианской базы, дыхание вернулось, но прошиб пот, мерзко пахнущий и липкий.

«Надо помыться. Отвратительный аромат источаю», – окончательно проснувшись, Джон усмехнулся. – «Как средневековый крестоносец. Жру на золоте, но сам представляю из себя зловонную помойку…».

Зуммер связи прозвучал, словно будильник в старой, той, федеральной жизни.

– О-о! – проныл Джон, но покорно нажал на клавишу видеофона.

– Да.

На маленьком экране переговорного устройства, закрепленного над спальным местом, высветилась физиономия никогда не унывающего Полака.

– Господин полковник, – заявил он торжественно. – Вы просили вас разбудить, как только начальник безопасности базы отбудет…

«Мог бы и повременить с моим пробуждением, идиот», – возмутился про себя Джон, но бодро спросил Полака:

– Злодей уехал?

– Свалил, – просиял подкупающей улыбкой Полак.

Джон улыбнулся – это он научил своих верных «злодеев» русскому термину «свалил».

– Буди Свона, – велел Джон.

– Он уже в марсоходе. Оружие и «оборудование» подготовлены.

– Ах, вы мои молодцы, – показательно умилился Джон, но тут же сурово сдвинул брови. – Полак, встретимся в столовой.

– Зачем, господин полковник? Мы готовы выступить немедленно! – отрапортовал Полак.

Джон, поднимаясь, фыркнул, злясь:

– Полак, я жду вас в столовой! Или мне снова повторить?

– Простите, господин полковник! Иду немедленно.

– Ты хоть ел? – подобрел Джон.

– Нет.

– И собрался на операцию?! Полак!

– Понял, господин полковник…

– Немедленно вдвоем в столовую, ты и Свон. Марсоход закрыть… Надежно закрыть…

– Господин полковник.

– Полак, после происшествия в полете, я уже всего опасаюсь… Быстрей в столовую – едим, обговариваем все, и выезжаем!

Экран видеофона погас. Джон вздохнул, повел плечами – мускулы плеч и шеи затекли – спал в неудобной позе… Ух. Вроде, сам все устроил, отдал все приказы, а как пришло время «Ч», в душе засвербил червяк неуверенности… Неужели через несколько часов он пересечет ту невидимую грань, которая сейчас разделяла Северный Союз и Федерацию на мирное противостояние, и уже дальше будет только война…